Ко времени моих слёз. Василий Головачев

Ладно, дай адрес этого Петра Петровича, пойду попрошу, пусть сделает меня помоложе.

      Арсений Васильевич засмеялся:

      – Зачем тебе, Константиныч? Жениться надумал, что ли, на молоденькой?

      – А что? Я еще очень даже могу… помечтать, несмотря на лысину.

      – А жену куда денешь?

      – Брошу к чертовой матери! Надоели ее проповеди хуже горькой редьки! Жен вообще надо менять раз в три года, это я такой дурак, с одной сорок пять лет живу. Знаешь песню? Есть только миг между прошлой и будущей, именно он называется жизнь. Это как раз о женах.

      Арсений Васильевич снова засмеялся:

      – Достала тебя Софья Сергеевна. Хочешь коньячку?

      Сосед почесал затылок, махнул рукой:

      – Давай. Я с утра уже махнул пивка, так она разоралась, алкашом обозвала, а я свою меру знаю, чего ругаться?

      В дверь позвонили.

      Мужчины переглянулись.

      – Жена, – сказал Феликс Константинович уверенно. – Учуяла, грымза старая.

      – По-моему, твоя Софья очень симпатичная женщина. – Арсений Васильевич пошел открывать. – Зря ты на нее наезжаешь, Константинович. На твоем месте я бы с ней по пустякам не ссорился, потерпел бы до золотой свадьбы.

      – А потом? – заинтересовался сосед.

      – А потом потерпел бы еще лет двадцать.

      Бывший полковник сплюнул, хотел что-то сказать, но Гольцов уже открыл дверь, и в прихожую вошла полная, седая, с добрым круглым лицом и молодо блестевшими глазами Софья Сергеевна, жена Феликса Константиновича:

      – Ты уже прости, Арсений Васильевич, за вторжение, мой-то у тебя небось сидит? Отдыхать не дает.

      – Все нормально, Софья Сергеевна, мы тут о бессмертии рассуждаем.

      – Нашли тему. – Женщина поманила выглянувшего мужа пальцем. – Пошли домой, бессмертный, помощь твоя нужна.

      Феликс Константинович уныло поплелся в свою квартиру. На пороге оглянулся:

      – Я к тебе вечерком загляну, если не возражаешь.

      – Какие возражения, – пожал плечами Арсений Васильевич, – заглядывай, продолжим разговор.

      Соседи ушли.

      Он покачал головой, невольно вспоминая Милославу: жена никогда не позволяла себе осуждать или как-то ограничивать мужа в его личных делах и на отдыхе. Лишь отшучивалась, когда подруги укоряли ее в том, что она не следит, где и с кем встречается ее благоверный. Есть ли еще такие женщины, беззаветно преданные одному-единственному, верящие в его ответную преданность и честность? Наверное, есть. Но это не Софья Сергеевна, хотя едва ли она так уж контролирует мужа, запрещая ему ходить в гости. Она не из тех, кто едет за мужем в Сибирь и портит ему всю каторгу. И все же Мила была другой…

      Тихо зазвонил телефон.

      Арсений Васильевич вздрогнул, снял трубку.

      – Не разбудил? – раздался в трубке голос Юревича.

      – Уж давно встал, – вздохнул Арсений Васильевич.

      – А вздыхаешь чего?

      – Так… на душе неспокойно…

      – Не выспался?

      – Да нет, выспался.

      – У меня сын зимнюю сессию сдал, есть повод