Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник). Дмитрий Гаврилов

пробить щит, переломать хребет коню. Несмотря на жаркую погоду, в груди прочно обосновалась стужа.

      «Ну же! Давай! Приди!»

      Мир утратил прежние краски – ночной черноте всегда предшествует серость. Воздух наполнился холодом и влагой, гроза стала ближе, в небе то и тело вспыхивали молнии.

      «Перун на моей стороне, – догадался отрок, – значит, и правда за мной».

      Злость начала гаснуть, отступать под напором ночного мрака. А Добря не понимал – радоваться ему или грустить. Вяч не идет, Горян ошибся. А может, и не ошибся, но Добря неправильно истолковал?

      Поднялся. За время, что бездвижно сидел у плетня, ноги затекли, ступни – будто по хвое прошелся, пришлось обождать ещё немного. Он повернулся, готовый уйти, и остолбенел.

      Вяч в десятке шагов, приближается быстро. На губах широкая улыбка, глаза сияют ярче, чем все звезды, вместе взятые. Слуха коснулся переливчатый свист, ещё немного, и Вяч не то что запоет – в пляс пустится. Он поравнялся с Добрей и… прошел мимо, не заметил.

      В доме будто расслышали шаги Вяча, доселе мрачные окошки озарились светом.

      Не дыша, Добря наблюдал, как отец протопал по крыльцу, распахнул дверь и исчез внутри.

      – Как?.. – выдохнул отрок. – Почему?

      Оцепенение спало не сразу, мальчик ринулся следом. Дверь не поддалась, тогда начал колотить изо всех сил. Ему ответил яростный рык:

      – Кто там?!

      Но Добря продолжал колотить проклятую дверь, чувствуя – ещё немного и разобьет руки в кровь.

      Его отбросило назад, едва успел увернуться от удара и ринулся в проем. Отец на голову выше, сильнее, впрочем, уже ненамного. Кулаки уперлись в грудь Вяча, из горла вырвалось отчаянье:

      – Как ты мог?! Ты предал! Меня! Мать!

      – Стой! – Голос Вяча прозвучал растерянно, только Добря останавливаться не собирался, напирал. – Добря! Опомнись!

      Мальчик зарычал, бросился вперед, и мир померк. Спину пронзила страшнейшая боль, ноги подкосились. Равновесие удержать не смог, новый удар пришелся в лицо… хотя внешне домишко выглядел хрупким, пол оказался крепче камня.

      – Не бей его! – крикнул Вяч. – Это мой сын! Добря, ты как?

      Перевернуться на спину получилось не сразу, на плечо тут же легла рука отца, но Добря оттолкнул. Поднимаясь, сквозь туманную пелену увидел и обеспокоенное лицо Вяча, и бледное личико женщины. В руках хозяйки ухват, им-то и вытянула по спине.

      – Баба, – выплюнул Добродей.

      – Сын, эта женщина…

      – Не надо!

      – Добря…

      Мальчик вытер рукавом разбитый нос, полотно тут же окрасилось в багряный цвет. Скоро кровь высохнет, останется на рубахе новым бурым пятном. Сколько таких следов на его одежде… только прачка знает, она единственная, кому не безразличны подобные пятна.

      Сердце глухо стучит о ребра, во рту солоно. Добря смачно харкнул на пол, снизу вверх глянул на отца:

      – Предатель.

      Лицо Вяча вытянулось. Мгновенье назад он казался виноватым, а теперь озлобился, во взгляде