Смерть за смерть. Кара грозных богов. Дмитрий Гаврилов

в маленькую уютную бухту, Жедан оставил на борту троих из своей ватаги. Остальные всем миром расположились на берегу, на широкой поляне, огороженной толстостволыми берёзами.

      Споро развели огонь, сварили полбу. Запах от варева шел такой, что даже у гнездящегося неподалёку дятла слюни потекли. Ели и корабельщики, и дружинники с охотой, только ложки стучали.

      Розмич с уважением отметил, что никто из людей Жедана в дороге под лавкой не лежал и через борт не перегибался, значит, моряки бывалые и хорошие. Ултен тоже поправился, и следа от недавнего недуга не осталось. А уж по тому, как уплетал варево, можно решить, будто священник здоровее любого варяга будет.

      Вслед за ужином пошли разговоры, тут руки Розмича сами собой напряглись, зубы стиснулись до боли в висках. Не зря говорят: бабе на лодье не место…

      Все, начиная седатым кормщиком и оканчивая Ловчаном, набивались в рассказчики. И если кормщик припоминал забавные случаи, где сам порой выступал дураком, то дружинники баяли важно. О сраженьях и воинских подвигах. Племянница купца слушала, распахнув рот, и каждого одаривала влюблённым взглядом. Розмичу отчаянно хотелось, чтобы и на него посмотрела так же, да язык почему-то закостенел.

      Жедан сидел рядом с племянницей, щурился, как домашний хорь, сожравший две дюжины мышей. А Розмичу в какой-то миг показалось, будто купец заметил его смущение и молчаливо посмеивается.

      От этой мысли воина взяла такая досада, что поспешил разогнать вверенную ему дюжину, пообещав с самого утра посадить на вёсла. После этой «прибаутки» Розмич удостоился-таки долгожданного взгляда. Но вместо любви в синих очах Затеи была горькая обида и осужденье.

      Ночью, ворочаясь в объятьях бессонницы, Розмич придумал, что ответить Затее. И историй вспомнил с десяток – одна другой лучше. А вот почему от одного взгляда на эту девушку теряет дар речи и превращается из весёлого парня, каким всегда был, в занудного молчуна – не понял. И почему при виде её земля из-под ног уходит – тоже.

      Утро нового дня явило путешественникам затянутое облаками небо. Резкий, порывистый ветер разозлил море – волны хищно бросались на пузатые бока лодьи, перехлёстывали через борт. Жедан деловито облизал палец, поднял его вверх, но и без того ясно – ветер пока попутный. Сам Волхов благоволит.

      Розмич тщательно скрывал досаду: при таком ветре на лодье идти не труд, а удовольствие. Перепоручив всю работу парусам, гребцы будут развлекать синеглазую Затею историями до самого вечера.

      «Ну и пусть!» – неожиданно зло подумал Розмич. Исподволь глянул на смешливую племянницу купца, стиснул зубы и заспешил на борт. А ещё подумал, что за всю дорогу ни разу о смерти Рюриковой ни словом не обмолвились. Или моряки не прознали – хорошо, что быстро в море вышли, а купец хранил секрет? А может, суеверно не хотели лишний раз Морену привечать скорбным разговором.

      …Опасенья Розмича подтвердились: благодаря Затее лодья мало походила на торговое судно, напоминала гнездо неугомонных грачей, волею судьбы плывущее по алодьскому морю. Окажись поблизости враг – не по парусу заметит, по шуму.

      Сам дружинник в разговоры