Смерть за смерть. Кара грозных богов. Дмитрий Гаврилов

жаром горшок.

      Жедан облизал палец, поднял повыше и заключил:

      – Ветер пока слаб, но хорош. Глядишь, разгуляется. – И рявкнул, как заправский мореход: – По местам!

      Сноровистые подручные уже убрали мостки, когда с пристани прозвучал зычный крик:

      – Подождите! Подождите!

      – Это что за худоба? – хмуро пробасил Жедан, перегибаясь через борт.

      По пристани метался высокий рыжеволосый человек в длинных одеждах, размахивал руками и продолжал голосить. Большую часть слов корабельщики разобрать не могли, казалось, человек не говорит, а каркает.

      Розмич хлопнул себя по лбу:

      – Это же Ултен!

      – Какой такой Ултен? – насторожился Жедан.

      – Божий человек, говорят. С нами в Белозеро идёт.

      На лице купца отразилось недоумение и вмиг сменилось озабоченностью:

      – Поп, что ли, иноземный? О попе́ договора не было!

      – Значит, теперь будет, – просто ответил Розмич. – Вели мостки взад приставить.

      – Какие мостки? Зачем? – искренне возмутился Жедан.

      – Затем, чтобы на борт кульдея ентого принять.

      Помня о словоохотливости купца, Розмич сразу перешел в наступление – расправил плечи, выпятил грудь и подбородок, грозно потёр кулак ладонью. Впрочем, старался не столько для Жедана, сколько для его племянницы – пусть видит… стать молодецкую.

      – Ящер его забери! – выругался купец, поняв, что отделаться от незваного попутчика не получится. И, вопреки здравому смыслу, всё-таки прикидывал, удастся ли усадить и священника за вёсла, коли случится в том нужда. Больно худой поп, как та же Затея, да бледный.

      Ултен с мальчишеским проворством взлетел по мосткам, слегка поклонился – сперва Жедану, после Розмичу. На него глядели, как на чудо. Мало что одежды длинные, так ещё и на голове не пойми какая зараза.

      Общее мнение озвучил Ловчан:

      – В костёр упал?

      Брови Ултена взлетели на середину лба, улыбка стала глуповатой. Обычно так улыбаются, если не расслышали или просто не поняли.

      – Голова, говорю, – пояснил Ловчан, указывая на собственное чело.

      Скотт бритый, но только наполовину – от уха до уха, через темечко. Отчего его лоб казался огромным. Рыжая борода была разделена на две части и напоминала рога, растущие из подбородка. А длинная одежда придавала священнику сходство с крайне уродливой, мужеподобной бабой. Нескладный, словом.

      В этот раз никто не изрёк многозначительное «не к добру», потому как три «бабы» на борту лодьи прочат не какие-то мелкие неприятности, и если не Всемирное половодье, то бишь Сумерки богов, так настоящую беду.

      Не дождавшись от кульдея ответа, Ловчан махнул рукой. Жедан хотел сплюнуть от досады – не понравился ему полулысый, ну ни капельки! Но вовремя опомнился – дурной знак плевать на корабельные доски, а в воду – и вовсе святотатство.

      – Отходим! – приказал купец, ещё раз про себя проклиная нелёгкую, что принесла на его лодью нежданного гостя.

      Глава 2

      Ветер и впрямь был ещё слабоват,