Кровь на мечах. Нас рассудят боги. Дмитрий Гаврилов

варяжским. Хорошо, артель большая, и тут и там поспеваем. Пока десять человек к Вадиму отправил.

      – Десять? А что ж так много?

      Вяч хмыкнул, пригладил бороду:

      – Боярские хоромы – эт те не изба, там знаешь сколько леса нужно?

      – Ох, – проронила мамка. – А князь-то что скажет?

      – Да не охай, эти домины все одно понятней, чем свейские. Те так вообще ничего в избах не разумеют, дикари, и дома у них дикарские.

      Вяч пригладил бороду, крякнул довольно. Отправив очередную ложку каши в рот, повернулся к Добродею. А дожевав, сказал:

      – Ах да, чуть не забыл! Я тут штуковину одну по заказу княжьего шурина смастерил, – протянул он. – Отнести бы… Он человек полезный, с ним дружить надобно. Ведь, ежели чего, может и пред Рюриком заступиться, и вообще…

      Добря встрепенулся, потер уши – вдруг послышалось. Но отец серьезен, хотя глаза хитрые. Лениво протянул сыну резную шкатулку:

      – На. Только не задирайся там. Понял?

      – Понял, – отозвался Добря. В груди затрепетала радость, за спиной будто крылья выросли.

      – Только кашу сперва доешь. А то ведь знаешь…

      – Что? – крякнул Добродей.

      Брови отца приподнялись, голос зазвучал назидательно:

      – Как отличить человека от нечисти? Коли пищу и питье с тобой разделяет, значит, человек. А если отказывается – нечисть или злой колдун.

      – Так я ж человек, – пробормотал мальчик.

      – Да? А вот я в последнее время сомневаюсь… больно ты чудной стал. Мечты какие-то… Вдруг в тебя чужая душа вселилась? Или навка какая… или упырь болотный… Вдруг ты ночью, как нечисти и положено, пожрешь нас всех. И меня, и мамку, и младших…

      Запихнув остатки каши в рот, мальчик сделал несколько шагов в сторону, опасливо покосился на отца.

      – Да беги уж, – рассмеялся тот.

      И Добря помчался, бережно прижимая вещицу к груди. Пускай отец запретил драться, зато можно увидеть княжье подворье изнутри, прошествовать до самого княжьего крыльца, и если повезет…

      Ворота оказались открыты, стражники пропустили, едва услышали имя Олега. Как только ступил на княжеский двор, коленки задрожали, по спине побежал холодок. В нескольких шагах остервенело бьются гридни, чуть дальше слышны визги отроков. И над этим гамом оглушающе звучит голос дядьки-воеводы. Огромный воин стоит на крыльце, каждый промах воинов замечает. И отрокам изредка достается.

      Не помня себя, Добря приблизился к Сигурду, поклонился в пояс. А тот даже не посмотрел на пацана.

      Из дверей терема выскочил прислужник. Высокий, щербатый. Он-то сразу заметил мальчишку, нахмурился и гаркнул:

      – Тебе чего?

      – Мне Олега. Передать.

      – Олег отдыхает, давай мне, – отозвался слуга.

      – Нет. Отец сказал, самому Олегу передать.

      – Вот еще! – фыркнул парень. – Делать больше нечего. Да и не положено абы кого… Давай, что у тебя там. Я отнесу.

      Добря насупился, рыкнул:

      – Нет.

      И только теперь Сигурд оторвался от созерцания потешных поединков, уставился на мальчика:

      –