Четыре месяца темноты. Павел Волчик

потом распечатать на принтере. Где? В спортивном зале? Или у тренера был собственный кабинет? В лице учителя мальчик прочитал сомнения. Неужели подделка?

      – Хорошая девочка… – процедил Озеров сквозь зубы.

      Они вышли из класса, и Кирилл Петрович зазвенел связкой ключей.

      – Мне не хотелось бы, чтобы Лика, хм-м-м, обиделась на меня… – сказал мальчик, глядя себе под ноги.

      – Она просила тебя передать записку? Ты это сделал. Если бы она передала её сама, всё могло бы сложиться по-другому. Тебе теперь часто придётся сталкиваться с подобным.

      – Почему?

      – Потому что с этого дня ты – староста класса.

      Мальчик остановился, как вкопанный, посреди коридора.

      – Я… Я не хочу. Они и так ко мне цепляются!

      – Значит, хуже уже не будет, – сказал учитель, быстро шагая к лестнице.

      Илья побежал следом.

      – И что я должен делать? – крикнул он в лестничный пролёт.

      – Как ты там сказал? Будешь переводчиком с языка детей, будешь распутывать хитросплетения, чтобы они никому не навредили. И прежде всего самим себе…

      Эхо от голоса учителя разлилось по лестничной клетке и ещё долго звучало у мальчика в голове.

      Он внимательно посмотрел на яблоко и откусил кусочек.

      Учительская

      – Детей не пускают в учительскую не потому, что они могут здесь что-нибудь сломать или испортить. А потому, что это единственное место в школе, где взрослые могут от них спастись и отдохнуть, – Элеонора Павловна сидела на диване, потирая гудящую голову. – Говоря короче, Каштанов, не торчи в дверях и не раздражай меня.

      – Но я только хотел узнать, в каком кабинете у нас математика!

      – Как заново родился! Иди и посмотри в расписании.

      – Но до него далеко. Пожалуйста-пожалуйста, Элеонора Павловна, я быстренько!

      – Ты представляешь, что может сделать голодная, уставшая и больная мигренью женщина с таким настырным типом, как ты?

      – Впустить меня?

      – Гоша, ты рискуешь! – прозвенела своим музыкальным голосом Богачёва, оторвав седую голову от журнала и хитро взглянув из-под изящных очков. – Здесь черта, которую не стоит пересекать.

      – Анна Сергеевна! Я не знал, что вы вернулись… Я думал, вы…

      – Такая старая, что больше сюда не приду?

      – Нет. Вы не подумайте. Я очень любил ваши уроки.

      Каштанов прокашлялся и запел:

      «Взлета-а-ая выше ели, не ве-е-едая преград, крыла-атые качели…»

      – Если никто не прекратит этот мюзикл, это сделаю я!

      Фаина Рудольфовна оторвалась от монитора и сделала два шага в сторону двери. Каштанова как ветром сдуло.

      Учительница истории произнесла достаточно громко, чтобы её слышали все:

      – Дамы, я тут пытаюсь работать. Пожалуйста, чуть потише!

      – Мы тоже здесь не просто так сидим, Фаиночка.

      – Я просто так, – произнесла Элеонора Павловна грудным голосом, – хватит с меня. Надо заканчивать эту эпопею.

      – У меня