Четыре месяца темноты. Павел Волчик

его не выражало ни злобы, ни осуждения, на нём застыла глубокая печаль. И это было хуже всего.

      Не говоря больше ни слова, Монгол протянул руку. Она была тёплой, сухой и морщинистой. Илья поднялся, стараясь не глядеть в лицо старика.

      Вокруг всё ещё кричали и шумели. Начались уроки, и многие, забыв уже о драке, входили в классы. Он готов был расплакаться от стыда, но держался, чтобы не дать повода радоваться врагам.

      Как Илья подошёл к дверям класса и как в руке его снова оказался испачканный рюкзак, он не помнил. Заходя вместе с толпой в кабинет, мальчик находился словно в забытьи. Одноклассники, как пингвины, раскачивались перед ним из стороны в сторону.

      Скоро все двери закрылись. Некоторое время из классов слышался приглушённый гул, и наконец в рекреации наступила полная тишина.

      Молчало и пианино.

      Ещё одна перемена прошла, а жизнь продолжалась.

      Озеров

      Праздничный семейный ужин проходил в суете.

      Кирилл Озеров на какое-то время перестал следить за ходом разговора.

      Он только рассеянно глядел перед собой, воспринимая голоса родных как нестройный хор.

      Он видел, как мать всё время вскакивает, чтобы дать кому-нибудь салфетку или новый прибор. Как остальные просят её сесть и успокоиться, заверяя, что всё необходимое возьмут сами.

      Старшая сестра Кирилла разрывалась между двумя детьми и остывающим ужином. Один, ещё грудной младенец, лежал поблизости в люльке. Другой, парнишка лет четырёх, беспокойно ёрзал на стуле, не желая участвовать в общей трапезе.

      Малыши, каждый по-своему, отвоёвывали внимание, которого их лишали взрослые, общавшиеся друг с другом. Старший мальчик со скучающим видом стучал ложкой по столешнице, и когда его просили прекратить, он переставал, чтобы через минуту снова застучать. Младший время от времени недовольно кряхтел, и если его не брали на руки, оглашал округу громким криком. В такие моменты сестра и мать начинали спорить друг с другом, решая, по какой причине ребёнок надрывается: может, голоден, а может, нужно сменить подгузник.

      Мужчины, сидящие за столом напротив Кирилла, обсуждали что-то своё. Говорил в основном Филипп, старший брат Кирилла, по поводу приезда которого и был устроен весь этот праздничный ужин.

      Муж сестры Пётр был голоден, потому что недавно вернулся с работы. Он молча кивал и слушал Филиппа, гудевшего густым басом. Когда старший мальчик начинал шалить, Пётр, не отрываясь от рыбного салата, протягивал руку и клал ему на голову, чтобы успокоить.

      Кирилл какое-то время наблюдал за родными и говорил себе, что домашняя суета – это в общем-то хорошо. В конце концов, мать по привычке заботится обо всех – что в этом плохого? И малышей ведь должен кто-то успокаивать… Но всё же его огорчало, что общая беседа не клеится и за весь вечер ему не удалось ни с кем завязать разговора.

      «Мы просто слишком давно не собирались за одним столом, – думал Кирилл. –