Победители. Зинаида Гиппиус

подъем. Пишет ее экономка, приживалка, вернее. Ma tante[3] ведь с целой свитой ездит.

      «Лондон». Наша гостиница так себе. Тетушка заняла нумер в бельэтаже, три комнаты, приемная посередине. Уж по всему дивану подушки и подушечки разных колеров и фасонов. Лоло спит в уголку, пахнет не то мятой, не то камфарой, не то какими-то престарелыми духами. Две приживалки разматывают шерсть.

      Сама так же величественна: удивленные черные брови, растянутая речь, серые букли из-под кружев…

      Конечно, я к ручке, а она меня в лоб.

      – Как ваше здоровье, ma tante?

      – Плохо…

      Промычал что-то соболезнующее. Изволили осведомиться об успехах.

      – Ничего, – говорю.

      – Как ничего? Должно быть не ничего, а хорошо!

      – Хорошо.

      – Ну то-то.

      Изволили гнев на милость переложить. Благодарил за участие – и я опять к ручке. Спрашивали о брате – нездоров, отвечаю, в лазарете.

      Затем m-me la comtesse изволили осведомиться о жизни.

      – Скучно, – говорю. Батюшки, опять не попал!

      – Делом, значит, не занимается, сударь! Опять нотация – опять к ручке.

      – Куда ходишь в отпуск? Сказал. Остались довольны.

      – Денег много тратишь? Долги есть?

      – Есть, – говорю, – и жду нахлобучки – нет, ничего. При прощании дали сторублевку.

      Молодец тетушка! А я даже не спросил, по каким делам она сюда приехала.

      Решил в воскресенье пригласить товарищей в «Северную» пообедать. Зову Елисеева. Улыбнулся, еле-еле промычал что-то, отказ, вероятно, потому что потом не пришел, – и вдруг говорит:

      – А завтра у губернатора на вечере будете?

      – У Николая Александровича? Конечно. А вы?

      – Я буду. Моя кузина, Софи Томилина, тоже будет. Советую познакомиться. Очень изящное существо. Впрочем, как на чей взгляд, – прибавил он торопливо и холодно взглянул на меня. – Она не красива.

      Я пожал плечами и отошел. Посмотрим эту изящную некрасивость. Если изящно, разберем, не сомневайтесь, господин Елисеев! Труда особенного нет.

      Прихожу к Николаю Александровичу, – эге, вечер-то нынче en grand[4]. Кузины с обеда заперлись в своих комнатах, – одеваются. Музыка настоящая – не тапер. Хоромы губернаторские – одно сиянье. Растений привезли из оранжереи. Бал. Ну, думаю, постоим за себя. Я очень молод, и не только не огорчаюсь, – но радуюсь этому. Молодость – великая вещь. Вся сила в молодости. Мне даже не нравится, что я на вид кажусь старше своих лет, совершенно взрослым. Pince-nez[5] – я немного близорук – придает мне даже какую-то, несвойственную моему характеру, солидность. Чаплин, у которого нет на лице никакой растительности, завидует моим усам. А я нахожу, что они слишком густы для моих девятнадцати лет. Юношеская нежность лица бывает особенно привлекательна.

      Съезжались гости. Кавалеров было не особенно густо, два-три офицера, молодой чиновник, – а то все больше из наших. Несколько семиклассников даже, половчее. Пришел

3

моя тетушка (фр).

4

на широкую ногу (фр.).

5

пенсне (фр.).