Личный враг Бонапарта. Ольга Елисеева

вылететь из седла? Не смешите!

      В эту ночь все решилось. Он любил ее нежно и страстно. Она оказалась не готова. Муж не научил графиню и половине нужного. Но Бенкендорф не жалел. Его любовница обратила неопытность в достоинство и тем еще больше разожгла пыл.

      Утром Яна плакала. Не слезами раскаяния, а от полноты охватившей жизни.

      – Вы погубили мою репутацию! – в ее голосе было больше кокетства, чем упрека.

      – Только потому, что вы сами никак не могли на это решиться.

      Она засмеялась.

      – Но мой муж…

      Дальнейшее его не интересовало.

      – Мужья сами бывают во всем виноваты. Нельзя же думать, будто церковное благословение дает им право на лень.

      Графиня грациозно повернулась к любовнику и провела пальцем по его усам.

      – Знаешь, мне повезло. Мог бы попасться старик, урод. Наша судьба не в пример лучше, чем у других. Потоцкий красив, добр, но…

      «Скучен», – мысленно подсказал Шурка.

      – …мне всегда хотелось большего. В юности я вколотила себе в голову, будто страстная любовь сделает нас счастливыми. Будто я должна соблазнить мужа.

      «Неплохая идея! Всем бы дамам такое прозрение!»

      – Мне было пятнадцать. Что я могла? Позвала его гулять при луне у пруда. Он сказал, что там комары.

      Бенкендорф рассмеялся. Знакомая картина!

      – Хотела заставить ревновать и написала сама себе пылкое письмо с признаниями, как бы от воздыхателя. Мою тайну раскрыли и очень строго выбранили. Думаю, этой выходкой я погубила себя в его глазах.

      Александр Христофорович взъерошил ей волосы. Есть на свете дураки! Если бы ему попалась такая большеротая глазастая девочка, способная в пятнадцать лет написать себе любовное послание, чтобы возбудить мужа, он бы не стал ее ругать. Страстность в просыпающейся женщине – не худшее качество.

      – Теперь вы умеете больше, – мягко сказал полковник. – И я знаю, гораздо увереннее в своей красоте. Поезжайте в Варшаву и, пока не поздно, уложите мужа у своих ног. Он будет вам благодарен.

      Яна испытующе посмотрела любовнику в глаза.

      – Поезжайте? Через границу? Неужели вы думаете, что я осталась бы здесь? Ведь там не только муж. С ним двое моих детей.

      Проклятая война!

      – Я достану вам разрешение. Ведь у вас земли и в герцогстве Варшавском.

      – Вы сделаете это для меня? – она взвизгнула от радости и обняла его уже без кокетства.

      – Конечно, сделаю, любовь моя. Нет ничего, что я не хотел бы для вас сделать. Исключая шпионаж и восстановление Польши.

      Она чмокнула его в нос.

      Бумага была подписана Толстым и еще кое-какими русскими властями.

      – Я буду вас помнить.

      – Выбросите из головы на первом же повороте.

      Они расстались без взаимных подарков, но с самыми теплыми чувствами.

      Вскоре и дипломатическая миссия Толстого должна была отправиться в путь. Граф велел Бенкендорфу ехать в его карете. Кастелянша под самый