Время жить и время умирать. Эрих Мария Ремарк

что отвечают. Стучат быстрее. Наверно, воздуха осталось совсем мало. – Он несколько раз торопливо стукнул в ответ.

      – За работу! – крикнул старшой. – Давайте! Здесь, справа! Попробуем пробить трубы, чтобы к ним пошел воздух!

      Гребер все еще стоял рядом с ним.

      – Это бомбоубежище?

      – Конечно. Что же еще? Думаете, кто-нибудь мог бы еще стучать, если б находился не в подвале?

      Гребер сглотнул.

      – Это здешние жильцы? Дружинник из гражданской обороны говорит, здесь никто больше не живет.

      – Он совсем умом тронулся. Здесь внизу люди, они стучат, нам этого достаточно.

      Гребер скинул ранец.

      – Я сильный. Помогу раскапывать. – Он посмотрел на старшого. – Я должен. Возможно, мои родители…

      – Кто бы возражал! Вильман, вот вам еще один на смену. Топор найдется?

      Сначала появились размозженные ноги. Перебитые и придавленные балкой. Раненый еще жил. Причем был в сознании. Гребер смотрел ему в лицо. Незнакомый. Они распилили балку, подтащили носилки. Мужчина не кричал. Только закатил глаза, они вдруг разом побелели.

      Расширив проем, они нашли двух мертвецов. Расплющенных в лепешку. Лица плоские, совершенно без выступов, носа нет, зубы – два ряда плоских зерен, вразброс, вкривь и вкось, как миндальные орехи в пироге. Гребер наклонился. Увидел темные волосы. Его родители белокурые. Они вытащили трупы. Плоские, странные тела лежали теперь на мостовой.

      Посветлело. Всходила луна. Небо налилось мягкой, почти прозрачной, очень холодной синью.

      – Когда был налет? – спросил Гребер, когда его сменили.

      – Вчера ночью.

      Гребер посмотрел на свои руки. В бесплотном свете они казались черными. Кровь, стекавшая с них, тоже была черной. Он не знал, его ли это собственная. Не помнил даже, что голыми руками разгребал обломки и осколки стекла. Работа продолжалась. Глаза слезились от едкой кислоты бомбовых испарений. Они утирали слезы рукавом, но те набегали снова и снова.

      – Эй, солдат! – окликнул кто-то за спиной.

      Он обернулся.

      – Ваш ранец? – спросил человек, который размытым контуром маячил перед глазами.

      – Где?

      – Вон там. Кто-то аккурат смывается с ним.

      Гребер хотел отвернуться.

      – Крадет, – сказал человек, показывая пальцем. – Вы можете его догнать. Живо! Я вас подменю.

      Гребер был неспособен думать. Просто выполнил указания голоса и руки. Побежал по улице и увидел, как кто-то карабкается через кучу обломков. Догнал. Ранец утащил какой-то старик. Гребер наступил на ремни. Старик выпустил ранец, обернулся, поднял руки и тонко, пронзительно квакнул. В лунном свете рот у него казался большим и черным, глаза поблескивали.

      Подошел патруль. Двое эсэсовцев.

      – Что здесь происходит?

      – Ничего, – ответил Гребер, закидывая ранец на плечо. Квакающий старикан молчал. Дышал громко, со свистом.

      – Что вы здесь делаете? – спросил один из эсэсовцев. Пожилой обер-шарфюрер. – Документы.

      – Помогаю раскапывать