Дюна. Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник). Фрэнк Герберт

– иначе у них по-прежнему была бы узда для него. Поведение же барона указывало на то, что эта узда исчезла…

      – Вы полагаете, я должен это помнить?

      – Вы обещали освободить от страданий мою Уанну.

      Барон покивал:

      – Ах да. В самом деле. Теперь я вспомнил. Действительно, я обещал это. Собственно, именно так и удалось нам обойти имперское кондиционирование. Помнится, вы не могли вынести вида этой вашей Бене-Гессеритской ведьмы, корчащейся в болеусилителях Питера. Н-ну что же – барон Владимир Харконнен всегда держит свое слово. Я обещал, что избавлю ее от мучений и позволю тебе соединиться с ней. Да будет так! – Он махнул Питеру.

      Синие глаза Питера остекленели. Его движение было совсем кошачьим – внезапным и плавным. Когтем сверкнул нож, вонзаясь в спину Юйэ.

      Старик замер, вытянулся, не отрывая взгляда от лица барона.

      – Вот ты и присоединишься к ней! – крикнул барон.

      Юйэ стоял пошатываясь. Губы его шевельнулись; он говорил очень четко и словно бы нараспев:

      – Ты… думал… ты… по… бе… дил… меня… Ты… ду… мал, я… не… знал, что́… я… купил… для… своей… Уанны.

      Он упал. Не склонился, не обмяк, не осел. Упал, как падает срубленное дерево.

      – Так присоединись к ней! – повторил барон. Но эти слова прозвучали как слабое эхо.

      Слова и поведение Юйэ наполнили его дурными предчувствиями. Он резко переключил свое внимание на Питера, который как раз вытирал лезвие ножа куском ткани. Синие глаза светились удовлетворением.

      «Вот, значит, как он убивает, когда делает это своими руками, – подумал барон. – Полезно знать такие вещи».

      – Итак, он все-таки выдал нам герцога? – спросил барон.

      – Да, милорд, разумеется, – ответил Питер.

      – Ну так приведите его сюда!

      Питер бросил взгляд на капитана гвардейцев – тот бросился выполнять приказ.

      Барон опустил взгляд на тело Юйэ. Тело упало так, что казалось, оно не из костей и плоти, а из дуба.

      – Никогда не верил предателям, – проговорил барон. – Даже и таким, которые превращены в предателей мной самим.

      Он посмотрел в ночь за иллюминатором. Вся эта черная тишина снаружи принадлежала теперь ему, и он это знал. Артиллерия у Барьерной Стены уже замолчала: ставшие ловушками норы были завалены, пойманные звери обречены. Неожиданно барона поразила мысль, что он не может представить ничего прекраснее этой абсолютной черной пустоты. Если только не считать белого на черном. Серебристо-белого на черном. Молочно-белого, как изысканный фарфор.

      Но неуверенность не оставляла его.

      Что хотел сказать этот старый дурак доктор? Он скорее всего понимал, что его ждет. Но что он имел в виду, говоря о поражении? «Ты думал, что победил меня…»

      Что он имел в виду?

      Ввели герцога Лето Атрейдеса. Его руки были скованы цепью, орлиное лицо в грязи. На груди мундира зияла дыра – кто-то вырвал нашитый герб. С пояса тоже свисали оторванные лоскуты – поясной щит срывали, не расстегнув ремешки на мундире. С мясом. Безумные, остекленевшие глаза.

      – Н-н-ну… –