Мост. Иэн Бэнкс

ненадолго.

      – То есть можно поверить в то, что вас вылечили, хотя на самом деле этого не произошло. Но ведь это же элементарно проверяется: либо к вам вернулась память, либо нет.

      – Ну а представим, что я возьму да придумаю все.

      – Собственное прошлое придумаете? – говорит она скептически.

      – Некоторые люди все время так поступают. – Кажется, я ее поддразниваю, но, произнеся эти слова, невольно задумываюсь над ними.

      – Да, но только для того, чтобы обманывать других. Они же наверняка сами знают, что лгут.

      – Не думаю, что все так просто. Мне кажется, легче всего обмануть самого себя. Возможно, себя обманывать – это необходимое условие для того, чтобы обманывать других.

      – О нет, – категорически возражает она. – Хорошему лжецу необходима отличная память. Чтобы других водить за нос, надо быть умнее их.

      – По-вашему, никто и никогда не верил в собственные выдумки?

      – Ну, может, верило несколько пациентов психбольниц, но больше – никто. Знаете, по-моему, большинство якобы чокнутых, которые выдают себя за других, на самом деле просто разыгрывают больничный персонал.

      Какая категоричность! Кажется, я и сам когда-то был столь же резок в суждениях, хоть и не помню, где, когда и по какому поводу.

      – Вы, очевидно, думаете, что врачей очень легко дурачить, – говорю.

      Она улыбается. У нее безупречные зубы. Я ловлю себя на том, что пытаюсь оценить, охарактеризовать эту женщину. Она увлекает не завлекая, поглощает не заглатывая. Но, возможно, с тем же результатом.

      Эбберлайн Эррол кивает:

      – Вероятно, легко дурачить тех, кто пытается лечить мозги как мускулы. Скорее всего, таким врачам просто в голову не приходит, что пациенты способны намеренно вводить их в заблуждение.

      Вот с этим я бы поспорил. К примеру, доктор Джойс считает делом профессиональной чести не верить до конца всему, что рассказывают пациенты.

      – А мне кажется, – говорю, – что хороший психиатр всегда разоблачит пациента-шарлатана. Большинству просто не хватает воображения, чтобы как следует вжиться в роль.

      У нее изгибаются брови.

      – Возможно, – произносит она, пристально-невидяще глядя мимо меня. – А знаете, мне сейчас детство вспомнилось, когда мы…

      В этот момент спавший напротив нее, положив руки на стол, а голову на руки, молодой человек приподнимается, откидывается на спинку стула и зевает и обводит бар мутным взором. Эбберлайн Эррол оборачивается к нему.

      – А, проснулся, – говорит она этому костлявому парню с длинным носом и близко посаженными глазами. – Собрал наконец кворум нейронов?

      – Да ладно, Эбби, завязывай стебаться. – Взглядом он добавляет в мой адрес: «А ты не пошел бы на…?» – Лучше добудь водички.

      – Милый братец, хоть ты и скотина, но я-то не скотница! – отбривает она.

      Он тупо рассматривает стол, весь в грязных тарелках и пустых стаканах.

      Эбберлайн Эррол глядит на меня:

      – Вы-то, конечно, не помните, есть у вас братья или нет?

      – Увы и ах.

      – Хм… – Она встает и идет к стойке бара.