Иллюзия отражения. Петр Катериничев

что сделать глоток пред концом

      Не позволит нам Небо в безумстве своем...

      Как думаешь, что ждало Омара Хайяма, живи он в Испании веке эдак в пятнадцатом?

      – Костер.

      – Ты знаешь... Порой мне кажется, каждому человеку хочется сгореть, чтобы... осветить весь мир! Но мало кто находит мужество сделать это.

      Глава 7

      Алина помолчала, улыбнулась:

      – Хайям жил, кажется, где-то на Востоке?

      – В Персии.

      – Ты бывал в Персии, Олег?

      – Нет. Но я о ней много знаю.

      – Да?

      В Хорасане есть такие двери,

      Где усыпан розами порог,

      Там живет задумчивая пери.

      В Хорасане есть такие двери,

      Но открыть те двери я не смог... —

      прочел я нараспев.

      – Есенин? Он сам там никогда не был.

      – Разве это важно? Он представил Персию такой, и для всех, кто прочел эти строки, – она такая.

      – Ну надо же, спасатель! А ты романтик.

      – Если это так называть. Просто я бывал в разных местах, а в душе стараюсь хранить то, что было бесконечно красиво.

      – Ты знаешь, что красиво, а что уродливо?

      – Каждый человек видит мир таким, каким хочет видеть.

      – Может быть. А как ты здесь оказался?

      – Случаем. Солнышка захотелось.

      – А почему тебя зовут Дроном?

      – Меня зовут Олег.

      – Не ври. В автомобиле меня чуть-чуть повело, а скорее – я просто решила немножко пошалить. Ты не догадался?.. Я вовсе не была в беспамятстве и слышала, управляющий отелем называл тебя так. Дрон... Что-то знакомое...

      – Прибавь одну букву.

      – Дронт? Ископаемый маврикийский голубь! Но вас же всех истребили! Знаешь, почему? Этому миру не нужны не похожие на него... Мирные и беззубые. Пусть даже очень редкие. Я это знаю точно. Вот папа: и чьи только когти и зубы не драли его шкуру, а сколько шкур содрал он – не счесть! И не считай меня жестокой или циничной: мир этот таков и его не переделать! И никто никогда не выбирает сам, где и кем ему родиться! Да и жизнь свою тоже не выбирает – так, катимся все под гору...

      Я раньше это только чувствовала, теперь – знаю. Мир стал прозрачным, как раннее небо ясным бабьим летом... И немного призрачным...

      Ладно, спасатель. Утомила я тебя своими откровениями, а они банальны, как вяленая рыба... Ну да – вяленая, и уже не одно столетие. Каждое поколение мнит себя неповторимым, непохожим на все предшествующие... Только звезды вечны. И я стану звездой, я знаю... А ты... Сейчас ты допьешь свой чай и вернешься к тому, что любишь – или не любишь? К постылой свободе, нищей независимости, к чему еще? Тебе есть куда возвращаться? – Девушка глотнула чаю, продолжила: – Вся беда этого мира в том, что здесь нечего покорять!

      Нету края света, потому что земля круглая, и возвратиться потому некуда по-человечески – везде огороженные заборами дворцы или хижины, отхватившие себе кусок, объявившие его свободным и готовые разорвать на части любого, кто покусится на его ограниченную с четырех сторон свободу, на его скупость и его скудость! Я говорю непонятно?

      – Скорее путано.

      – Это пройдет.