Горе невинным. Агата Кристи

придется! Служебный долг требует.

      – Ох, Филип, я уверена в том, что ты ошибаешься. Опять пойдут разговоры, а потом все успокоятся.

      – И мы снова заживем дружно и счастливо, – с легкой ехидцей заметил он.

      – А почему нет?

      Филип качнул головой.

      – Все не так просто… Твой отец прав. Надо собраться всем вместе и посоветоваться. Залучив к себе Маршалла.

      – Ты хочешь сказать, надо поехать в «Солнечный мыс»?

      – Да.

      – Но мы не в состоянии это сделать.

      – Почему же?

      – Это нереально. Ты – инвалид и…

      – Я не инвалид, – раздраженным тоном ответил Филип. – Я вполне силен и здоров. Просто мне отказали ноги. И при наличии подходящего транспорта могу доехать до какого-нибудь Тимбукту.

      – А я считаю, что тебе вредно ездить в «Солнечный мыс». Притом что вновь возникло это неприятное дело…

      – Но голова моя осталась в порядке.

      – И потом, я не вижу, как мы можем оставить дом. В последнее время было так много случаев взлома…

      – Пригласи кого-нибудь переночевать.

      – Тебе просто сказать это – будто легче нет ничего на свете.

      – Эта старая миссис… как ее там, может приходить каждый день. И прекрати этот спор на уровне домашней хозяйки, Полли. На самом деле это ты не хочешь никуда ездить.

      – Правильно, не хочу.

      – Долго быть там нам не придется, – ободрил жену Филип. – Но, на мой взгляд, ехать необходимо. В такой ситуации семья должна сплотиться перед лицом остального мира. Необходимо в точности выяснить положение дел.

      III

      Вернувшись в Драймут, в гостиницу, Калгари рано отобедал и вернулся в свой номер. Визит в «Солнечный мыс» произвел на него глубокое впечатление. Он ожидал, что новость произведет болезненный эффект, что заставило его заранее собрать в кулак всю свою решимость. Однако откровение оказалось мучительным и тягостным – совершенно не в той манере, которую он ожидал. Повалившись на кровать, Артур раскурил сигарету и принялся прокручивать в уме ситуацию – снова и снова.

      Конечно же, самым ярким впечатлением стало лицо Эстер, каким оно было в момент прощания. Это презрительное отвержение его устремления к справедливости! Как это там она сказала? «Теперь важно, не кто виноват, а кто не виноват». И потом: «Разве вы не понимаете, что именно сделали сейчас со всеми нами?» Но что такое он сделал? Калгари не понимал этого.

      И все прочие… Женщина, которую они звали Кирсти (с какой стати, к слову? Кирсти – шотландское имя, но она не шотландка – датчанка, а быть может, норвежка). Так почему же она разговаривала с ним столь жестким… столь обвинительным тоном?

      Нечто странное было и в поведении Лео Эрджайла – отстраненное выжидание. Никаких «слава богу, мой сын невиновен!», что следовало бы счесть естественной реакцией!

      И эта девушка… девушка, исполнявшая обязанности секретаря Лео. Услужливая, любезная. Однако и она отреагировала странным образом. Калгари вспомнил, как она опустилась на колени перед креслом Эрджайла. Словно бы… словно бы… она сочувствовала