Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…. Павел Юрьевич Проданов

графиню, явившуюся из средневековья. Интересно, где у этой графини гроб? Должна же она где-то спать днем? Я решил не шутить над ней вслух. Она могла не поддержать такой шутки. Ее наверняка достали с подобными стереотипами. Но все же я подшутил:

      – Беле Лугоши плевать, что ее смена только в самом разгаре?

      – Ты, небось, все ретро-фильмы пересмотрел? Монаху, наверняка, весь мир кажется черно-белым, да?

      – Ты не представляешь, – ответил я, – вот смотрю на тебя, а ты сплошь черная, лишь лицо да руки белые как кость.

      – Ха-ха, смешно. Пиво давай!

      Я снял крышку и протянул ей бутылку. Она сделала глоток и навалилась локтями на стойку.

      – Если так любишь черно-белое, завтра в «Кляксе» будет «Человек-волк».

      – «Клякса?»

      – Ты, что за полмесяца не побывал ни разу в центре? – изумилась Эли, хлопнув жвачным пузырем.

      – Да мне как-то не понадобилось туда забрести. Зато я нашел заброшенное поместье.

      – Правда? Круто! – восхитилась она, откидывая нависшие ровные волосы с лица. – Люблю подобные штуки. Ну да ладно. Так как насчет «Человека-волка»?

      – Это после суток на ногах-то? – ответил я.

      – Ой, да ладно тебе, не будь занудой! Ничего личного – посидим, кино посмотрим. Просто все мои знакомые поразъехались, а так хоть компания какая-никакая. Можешь даже похрапеть, как вот этот старикан.

      – Я завтра собираюсь к вечеру уехать из Болота. Мне звонила сестра. Она договорилась с доктором о встрече.

      – С доктором? Это по поводу твоей пришибленности? – Она усмехнулась, выпив пива, – сеанс в двенадцать, успеешь. Ты все равно должен еще поспать перед дорогой, не так ли?

      – Я соглашусь, только чтобы не увидеть твоих слезных прошений, – ответил я.

      – Не дождешься, – рассмеялась Эли. Ее улыбка дерзка, вызывающа. Но не казалось, что она это делает специально. Обильно накрашенные черной помадой губы блестят в свете лампы, висящей над стойкой. – А каково это?

      – Что? – спросил я.

      – Ну, не помнить ни хрена?

      Снова щелчок от разорвавшегося жвачного шара.

      – Это как если ты закрываешь глаза, видя перед собой монастырь, а открыв обнаружить на его месте супермаркет. Я купил билет до Кейптауна, собирался лететь на чемпионат мира по футболу в 2010 году. Помню, как держу билет в руке, смотря в реку с моста, а потом в моей руке бутылка виски, а надо мной дерево. Я на краю болота, хотя жил в пятистах милях оттуда. А на дворе уже 2015-й.

      – Вот те на, – подметила она. – Меня бы так приглючило. А почему ты ушел из своей школы? Мне Кристин про тебя рассказала, можешь не удивляться.

      – Я вырос.

      Мне не хотелось говорить об этом. В глубине души, я понимал, что мне совестно. Столько лет верить, что Бог видит все твои деяния, а после взять и выкинуть его из головы не выйдет ни у кого. Я попытался, а чувство, что он осуждает меня осталось.

      – Веришь