Имя мерзости: степь. Александр Сергеевич Ясинский

сулил добычу, призрак чудовищного зверя, в раздутом животе которого ворочались съеденные жертвы, ревя, прошел мимо и туман следовал за ним, толпа негодяев пинала голову праведного старца, а безумная старуха кормила грудью умершего младенца.

      Безумец – говорящий: «Пойдем, и будем жить счастливо, навсегда!» – слезы на щеках, кровь на руках и венок на могиле есть подлинный удел любви. Где счастье влюбленных, держась за руки гуляющих по фруктовому саду, когда сзади на них падает тень подкрадывающейся волчицы? Это реальная жизнь, суть которой пожар. «Чем раньше поймешь, тем раньше умрешь, и меньше в аду проживешь», – кричали мрачные аскеты, бросаясь на Тора. «Наслаждайся жизнью, как она есть», – ответствовал он, воздвигнув пирамиду из их голов. «Ибо в смерти и подавно нет успокоения».

      Он спускался в подземелья, проваливаясь по колени в пыль, расхаживал рядом с обратившимися в прах сокровищами, но брал с полок только манускрипты, читая: «Мера всему – Время? Время есть мера сыпучих тел! Ведь ее можно измерить простым падением крупинок», и еще – «Снизойдя до мельчайшего можно видеть малое», и многое другое, потерянную мудрость и забытую глупость. Каменные скрижали рассыпались, едва Тор дотронулся, и ветер унес деяния веков и исчерпавшие себя заветы. Он останавливался у разрытого кургана, наполненного золотом, рассматривал и за ненадобностью бросал на землю, попирая ногой, а истлевшая мумия так и не восстала вопреки ожиданиям. Он осторожно обошел отверстие, извергавшие дым и звон кующегося железа, и запах серы, ибо знал, что там ждала только смерть.

      Был там еще грязевой омут и как бы человек тонущий. Когда же Тор поспешил на помощь, вот множество рук показались над поверхностью и вцепились в него, едва не утащив в бездну.

      Светила плыли по небу, сливаясь и разъединяясь в своем бесконечном движении.

      Как-то раз Тор пробудился под тяжестью сидящего на груди шакала. Тор ослабел настолько, что едва мог пошевелиться, предвосхищая это, вожак ощерил пасть в плотоядной усмешке и протявкал что-то стае, чинно рассевшейся полукругом слегка поодаль.

      – Снова ты! – это хрип балансирующего на краю небытия.

      Седой шакал смеялся, а может, он говорил, постепенно склоняясь, Тор не поручился бы. Вот его клыки нависли над самым горлом. В выцветших глазах Тор читал мудрость поколений. Шипение змеи. Теплая кровь. «Интересно, чья?» – промелькнула мысль, как слова на песке и была смыта набежавшей волной.

      СЦЕНА IV: СУМЕРЕЧНАЯ

      Кочевники называли их «сетхи» – дикие люди, и справедливо страшились их, наделяя сверхъестественными способностями, ибо в силе и свирепости они уступали только могильным обезьянам Востока. Они передвигались на четвереньках, грязь им служила естественной одеждой, и гривы спутанных волос волочились по земле; они были хищниками, но, испытывая длительный голод, становились всеядными. Они преследовали добычу пока не падали замертво, либо, настигнув, в мгновение ока разгрызали горло жертвы мощными