Вижу поле. Владимир Буров

сказал я. Ее сестра училась уже на третьем курсе, а мы только что поступили, как вы помните, на первый.

      – Тогда может быть вот так подойдет? – и она подняла платье.

      – Без сомненья, это те самые, – сказал я, облегченно вздохнув.

      – Почему вы так тяжело вздыхаете? – спросила Зина.

      – Потому что не придется врать, дорогая девушка, чтобы выручить вас из беды.

      – Вы на что намекаете? – спросила она.

      – Нет, нет, – замахал я руками, – слишком опасно. Но на прощанье добавил, что женился бы на ней, если бы точно знал, что ничего не было. Но это так, в шутку, для себя. Она ничего не слышала.

      Хотя, если говорить, совсем честно, я и сейчас не уверен, что вы не трахнули ее оба. Да, вот так. Ты даже не представляешь, Борис, сколько кругом вранья! Никому нельзя верить.

      – Мне можно, – сказал капитан. – Можешь мне поверить: я тебя не возьму в мою группу.

      – Я не буду…

      – Будэшь! Ты будешь стучать. А нам стукачи не нужны.

      – Я не буду тебя упрашивать. Скажу только, что это еще не все. И если тебе не безразлична эта женщина, ты возьмешь меня.

      – Какое мне до нее дело? Я тебе повторяю еще раз:

      – Я с ней только танцевал. Всё!

      – Всё – да не всё, – как говорят. Ты ее не трахал. Я тебе почти верю. Но не верю, что не хотел. Ты хотел, да побоялся, что не успеешь до прихода товарища по комнате, который ушел за румынским вином.

      – За болгарским.

      – Без разницы. В душе они все поляки. Мечтают завоевать Россию. И да, заговорился, и чуть не забыл. Ее отца, академика Берлинского…

      – Белинского, – поправил Борис.

      – А какая разница? Разночинец для нас ничем не лучше немца. Вот так-то, парень. И да:

      – Его посадили.

      – За что? За то, что передал секретную рукопись Пушкина немцам? Или японцам?

      – Нет. То есть, да. Почти. Секретный манускрипт семнадцатого века, описывающий мистерию посвящения в масоны. Анэнербе искало его в Тибете, и не нашло. А Белинский им помог, и нашел его здесь. В академии, так сказать, наших наук.

      – Думаю, это херня. Не было такого документа.

      – Почему? Украли бы намного раньше?

      – Можно и так сказать.

      – Тем не менее, – майор тяжело вздохнул, – было принято решение, что документ был. А теперь его нет. А, следовательно, и она, как дочь врага народа, будет расстреляна без суда и следствия. То есть получит десять лет без права переписки. Ты этого хочешь?

      – Почему так много?

      – Мы считаем, что она могла принимать непосредственное участие в передаче рукописи за рубеж. И знаешь, почему? Она часто ходила на балы в югославское посольство. Кто ее только…

      – Прекрати, я тебе не верю. При чем здесь югославское посольство? Они не немцы, и тем более не Анэнербе.

      – А какая разница? Они все стремятся туда.

      – Куда?

      – Да хер их знает, куда. Но думаю, назад, в прошлое. Хотят быть князьями и графинями. А у нее, между прочим, на лбу написано,