Сегодня – позавчера. Испытание огнем. Виталий Храмов

ты немцу лицо обглодал.

      – Блин, да что же это такое? Спи на хрен! Да, я немцев пачками на обед и ужин ел! Самолёты сбивал мощной струёй мочи, а танки жёг выхлопными газами после горохового супа. Мощным пердежом заодно удушил полк пехоты. Не было ничего. Спи!

      Иван замолк, обиделся. Его проблемы.

      Я думал, от нервяка не усну. Как же! Срубился сразу.

      Разбудил меня грохот пустого ведра, выставленного у двери, и мат.

      – Вали его, суку!

      Я сразу оказался на ногах, в затылке опять зажгло – накатила волна адреналина и «ярости». Два шага разбега, и я встретил первого гостя прямым ударом ноги в живот. Я совсем забыл – валенки ни разу не сапоги. И хотя гостя снесло из дверей как пушкой, я тут же понял, что мой любимый бой ногами не выйдет. Справа встал Иван, слева ещё кто-то. В руке Ивана блеснул нож.

      – Никого не мочить! – рявкнул я.

      Иван завис ненадолго, но нож убрал.

      Ночные визитёры, наконец, разобрались с препятствием в двери и полезли. Я заревел, как раненный в пах бык, и кинулся на них. Одному в челюсть левым локтем, другому в нос кулаком, боднул лбом в лицо третьего и оказался на улице, закрыв своим телом дверь в избу. Я очень высоко оценил готовность ребят пострадать за меня, но у меня «ярость берсерка» и «доспех», а у них – ничего. В этой драке им делать нечего. А вот я изрядно отвёл душу!

      Через несколько минут на ногах стояли только я и Брасень с заточкой в руке и явным сомнением на лице. Все его подручные были вооружены ножами, шилами и другими колюще-режущими предметами. Это им не помогло. Я повырубал всех.

      – Что, Брасень, ссышь, когда страшно?

      Он зарычал и кинулся. Я увернулся, ударил, не попал, увернулся, опять не попал, заточка ударила меня в корпус справа – ага, в печень целил. А вот тебе сюрприз! Брасень на мгновение оцепенел от удивления, что заточка не вошла в тело, а застряла, и тут же схлопотал локтём в лицо.

      Я присел рядом с ним, приставил его же заточку к правому веку.

      – Что же делать мне с тобой, упырь?

      Брасень молчал.

      – В одном прайде не может быть двух альфа-самцов. Один из нас должен уйти. А из штрафроты уходят только вперёд ногами.

      – Ну, так давай, чего ты ждёшь?!

      – Скажи мне, вор, зачем ты на фронт пришёл? Поперёк закона пошёл. Тебя теперь раскоронуют. Станешь ты обычным мужиком. Не обидно?

      – Не твоё дело, красножопый! Не поймёшь ты.

      – А ты попробуй. Или ты к «цивилизованным» немцам решил переметнуться?

      – Нет! Пусть я вор, но к немцам мне дороги нет.

      – Слова, достойные мужчины. Но это не снимает повестки дня. Ты или я.

      – Тут уже и так понятно. Чего медлишь? Давай, красный!

      – Не красный я, а русский. Про воровские замашки свои забудь, тогда сделаю тебя человеком. Ты теперь не вор в законе, а обычный боец переменного состава штрафной роты. Согласен с этим?

      – Да!

      – Живи. Пока.

      Я встал, схватил тщедушного Брасеня за воротник, поставил на ноги, бросил ему под ноги заточку.

      – Собирай бойцов, пока