Зима мира. Кен Фоллетт

прочь.

      Фрунзе дал им уйти.

      «Неужели мы победили? – с растущим ликованием подумал Ллойд. – Похоже, что так».

      Несколько ребят помоложе гнались за своими противниками до самой сцены, но там остановились, довольствуясь тем, что кричали оскорбления вслед исчезающим коричневорубашечникам.

      Ллойд посмотрел на остальных. У Володи лицо распухло, один глаз не открывался. У Вернера была изодрана куртка, один большой лоскут свисал вниз. Вальтер сидел на первом ряду, тяжело дыша и потирая локоть, но улыбался. Фрунзе метнул свою лопату над рядами пустых кресел в конец зала.

      Вернер, которому было всего четырнадцать, был вне себя от восторга.

      – Дали мы им жару, правда?

      – Еще как дали! – усмехнулся Ллойд.

      Володя положил руку на плечо Фрунзе:

      – Неплохо для горстки школьников, а?

      – Но собрание они нам сорвали, – сказал Вальтер.

      Ребята уставились на него, возмущенные тем, что он омрачает их триумф.

      – Мальчики, подумайте серьезно, – с досадой сказал Вальтер. – Пришедшие к нам на собрание в ужасе разбежались. Сколько времени пройдет, прежде чем все эти люди снова решатся пойти на политическое собрание? Нацисты своего добились. Сейчас опасно даже слушать выступления членов любой другой партии. И главный пострадавший сегодня – это Германия.

      – Ненавижу этих чертовых коричневорубашечников, – сказал Володе Вернер. – Я думаю, не присоединиться ли к вам, коммунистам.

      Володя пристально посмотрел на него внимательными голубыми глазами и тихо сказал:

      – Если ты серьезно хочешь бороться с нацистами, то, может быть, для тебя найдется более существенное дело.

      «Интересно, – подумал Ллойд, – что Володя имеет в виду?»

      Тут в зал вбежали Мод и Этель, обе говорили одновременно, плакали и смеялись от облегчения; и Ллойд забыл о словах Володи и больше не вспоминал.

V

      Через четыре дня Эрик фон Ульрих пришел домой в форме юных гитлеровцев.

      Вид у него был торжествующий.

      Он был в коричневой рубашке, совсем как у штурмовиков, со всякими нашивками и нарукавной повязкой со свастикой. Еще у него был черный галстук установленного образца и черные шорты. Он был солдат-патриот и стремился служить своей стране. И наконец, теперь у него было свое общество.

      Это было даже лучше, чем болеть за «Херту», любимую футбольную команду берлинцев. Иногда Эрика водили на матчи – по субботам, если отцу не надо было идти на собрание. Тогда он испытывал такое же ощущение принадлежности к большой группе людей, захваченных общим чувством.

      Но «Херта» иногда проигрывала, и он возвращался домой безутешным.

      Нацисты были победителями.

      Он содрогался от ужаса при мысли о том, что скажет отец.

      Его злило то, что родители все время стремились идти не в ногу со всеми. В ряды юных гитлеровцев вступили все мальчишки. У них были спортивные состязания, песни и приключения в лесах и полях за городом. Они были