.

сын моей подруги Моники.

      Потом спросила Вернера:

      – А ваш отец знает, что вы здесь?

      – Да, он сказал, что мне следует самому решать, как относиться к социал-демократам.

      – Ваш отец – человек очень широких взглядов для нациста.

      Ллойд подумал, что это слишком жесткая линия поведения с четырнадцатилетним мальчиком. Но Вернер ответил вполне адекватно:

      – На самом деле мой отец не вполне согласен с нацизмом, но он считает, что сейчас Германии нужен Гитлер.

      Вильгельм Фрунзе возмущенно сказал:

      – Как может быть нужно Германии, чтобы тысячи людей оказались за решеткой? Даже не говоря о том, что это несправедливо, – они же не могут работать!

      – Я с вами согласен, – сказал Вернер. – И все же народ поддерживает суровые меры Гитлера.

      – Народ думает, что это спасет его от коммунистического переворота, – сказал Фрунзе. – Газеты нацистов убедили их, что коммунисты вот-вот начнут убивать, поджигать и отравлять воду в каждом городе и деревне.

      Мальчик, подошедший вместе с Вернером, не такой высокий, но постарше, сказал:

      – Однако не коммунисты, а штурмовики волокут людей в подвалы и ломают дубинками кости.

      Он говорил по-немецки бегло, но с легким акцентом, по которому Ллойд не мог определить его национальность.

      – Прошу прощения, – сказал Вернер, – я забыл представить Владимира Пешкова. Он учится вместе со мной в Берлинской мужской академии. Все называют его Володя.

      Ллойд встал и пожал ему руку. Володя был одного с ним возраста, потрясающий парень с искренним взглядом голубых глаз.

      – Я знаю Володю Пешкова, – сказал Фрунзе. – Я тоже хожу в академию.

      – Вильгельм Фрунзе – наш школьный гений, – сказал Володя, – и по физике, и по химии, и по математике у него самые лучшие отметки.

      – Это правда, – сказал Вернер.

      Мод пристально посмотрела на Володю.

      – Пешков? – переспросила она. – Вашего отца зовут Григорий?

      – Да, фрау фон Ульрих. Он военный атташе в советском посольстве.

      Значит, Володя русский. Ллойд с легкой завистью подумал, что по-немецки он говорит свободно. Конечно, это потому, что он живет здесь.

      – Я хорошо знаю ваших родителей, – сказала Володе Мод. Ллойду уже было известно, что она знакома со всеми дипломатами в Берлине. Это было нужно ей по работе.

      – Пора начинать, – сказал Фрунзе, взглянув на часы. Он поднялся на сцену и попросил тишины.

      Театр затих.

      Фрунзе объявил, что каждый кандидат будет произносить речь, а потом отвечать на вопросы зала. Билеты распространялись только среди членов Социал-демократической партии, добавил он, и двери уже заперты, так что все могут говорить свободно, зная, что находятся среди своих.

      «Словно тайное общество», – подумал Ллойд. В его представлении это мало напоминало демократию.

      Первым говорил Вальтер. Вот кто далек от демагогии, заметил Ллойд. В его речи не было риторических красивостей. Но он