Генералиссимус Суворов. Николай Гейнце

отвечали дружным ревом.

      – Не надо, не надо… – замахал рукой старик Суворов и снова возвратился, в сопровождении Марьи Петровны и сына, в большую горницу.

      – Еще горяч… – тронул он рукой дорожный чайник со сбитнем и налил себе стакан. – С кибиткой-то управились? – бросил он Марье Петровне.

      – Работнице я велела помочь… Управится…

      – Работницу держишь? – подозрительно спросил он.

      – Такая же, как и я, бездомная сирота, из-за хлеба, – потупилась попадья.

      XII. На новоселье

      С уборкой комнаты поспешили. Уже на другой день Александр Суворов с присущей ему аккуратностью расставлял на приделанные к одной из стенок комнаты полки своих единственных друзей – книги.

      Отец уехал посещать петербургских сослуживцев и знакомых.

      Комната молодого солдата вышла очень уютной. Стены были начисто вытерты – они были бревенчатые, без обой, пол чисто вымыт. Простой деревянный стол, три табурета и деревянная постель с тюфяком из соломы, кожаной подушкой и вязаным одеялом, привезенным с собою из деревни, составляли все ее убранство.

      Пока в Петербурге гостил Василий Иванович, постель предназначалась для него, сын же должен был спать на полу, на сделанном сеннике, под дорожным тулупчиком. Сенник был сбит так, что к изголовью несколько возвышался.

      Василий Иванович вернулся в радужном настроении духа.

      – Уж ты и на новоселье? – удивился он, входя в отворенную дверь комнаты сына.

      – Точно так, батюшка, устраиваюсь, – отвечал тот.

      Старик разоблачился от верхнего платья и присел к столу.

      – А я тебе радость привез, Саша, – сказал он после некоторого молчания.

      Александр Васильевич в то время вынимал из сундука несколько книг, чтобы поставить их на полку.

      – Какую? – спросил он, обернувшись и держа книги в руках.

      – Можно освободиться тебе от строевой службы…

      Мальчик даже выронил книги, которые и полетели на пол.

      – Что вы, батюшка!

      – Не наверное, а обещали… Случай такой вышел, приятель один, бывший сослуживец, властный теперь человек… Поведал я ему свое горе, что опоздал записать тебя в службу и что вот теперь тебе придется испытать настоящую солдатскую лямку…

      – Настоящую, настоящую, то-то и хорошо… – прервал отца Александр Васильевич.

      – Помолчи, твоя речь впереди будет, – остановил его Василий Иванович.

      Мальчик замолчал и стоял уже весь бледный, и на глазах его дрожали слезы.

      – Этому горю помочь можно – это приятель-то мой мне говорит. Он как по письменной части… Это про тебя-то… Дока, у меня он во всем дока – похвастался я… Тогда его можно будет пустить по письменной части… в канцелярию полка, до офицерского чина. Слышь, парень?

      Мальчик не отвечал и стоял, как бы приросший к месту.

      – И долго, говорю я ему, ваше высокопревосходительство, придется в нижних чинах быть? Нет, говорит, долго не задержим… Услужим для приятеля… Вот как! Слышишь, парень?

      Александр