На полпути к себе. Вероника Иванова

знаете, что это означает? – Я сдвинул брови.

      – Знаю… «Хозяин».

      – Вы поступили опрометчиво, решив пожертвовать тем, кому не смеют перечить даже водяные духи, – сурово объявил я. – Ваш поступок может иметь неприятные последствия.

      Ведунья побледнела и, не успел я даже подумать о протесте, опустилась на колени.

      – Я приму любое наказание, только… Пощадите мою девочку…

      – Не устраивайте балаган, почтенная! Никто никого не собирается наказывать… Я всего лишь хочу, чтобы вы впредь думали, что творите!

      – Я не понимаю… – Старуха растерянно подняла на меня глаза.

      – А и нечего понимать! – почти простонал я. – Вашим заботам вверено столько людей, а вы… До сих пор не научились жить для них, а не для себя. Страх потерять собственную жизнь и жизнь преемницы затмил ваш разум, почтенная, и чуть было не привел к… К очень нехорошему концу. Неужели вы поверили, что, убив меня, «отступник» сжалится над вами обеими? Какая глупость! Нида уже была при смерти, разве вы этого не заметили? Изъятие зашло слишком далеко, и я сам не понимаю, каким чудом удалось справиться с криддой!

      Тут я немного слукавил: никакого чуда не было. Обычная рутинная процедура – подобные ей упражнения в иное время приходилось проделывать по нескольку раз за урок. Правда, практика проходила не на «живых моделях»…

      Ведунья пристыженно молчала, а мне становилось все хуже и хуже. Думаете, я хотел обидеть и унизить эту старую женщину? Если бы… Я злился. Злился и никак не мог простить – то ли себе, то ли судьбе, – что обстоятельства заставили меня убивать. Наверное, потому что каждая смерть, виновником которой мне доводится стать, тягостно звенит в моем сознании порванной струной. Недолго, конечно: я бы сошел с ума, слушая этот надрывный вой. Недолго… Но не получается привыкнуть к опустошению, которое накатывает на меня в тот миг, когда из Серых Пределов в наш мир заглядывает Вечная Странница. Иногда она улыбается мне – и от хищно-понимающей улыбки сжимается сердце. Иногда приветственно кивает – и я киваю в ответ… Можно познакомиться поближе, но не спешу подать ей руку. Не сейчас. Позже. Когда совсем устану. Когда чувства затупятся, как старый, натруженный клинок. Когда… Может быть, очень скоро.

      Я злился, и моя злость изливалась на первый же попавшийся под руку предмет. На старуху-ведунью. На Ниду. На варежки, которые я остервенело мял в пальцах. Надо успокоиться… Успокоиться… Успокоиться… Глубокий вдох. Медленный выдох. Еще разок. Ну вот, пульс начинает походить на самого себя, а не на взбесившуюся лошадь…

      – Впрочем, вы вправе не слушать всю эту ерунду. Живите как жили. Я не могу судить ни себя, ни вас. – Направляюсь к выходу.

      – Не держите зла, Мастер… – робко попросила девушка.

      – Зла? – Я обернулся. – О нет, не буду. Но и добра вспомнить не смогу. Может быть, потому что его и не было?

      Нида хотела что-то сказать, но, встретив мой взгляд, осеклась и опустила голову.

      – Прощайте, почтенные!

      И я хлопнул дверью, устав находиться среди тех, кто без малейших угрызений совести