Герой конца века. Николай Гейнце

посещение этого излюбленного всем петербургским светом театра, помещавшегося близ Александрийского, и строго запретило лицеистам быть в этом храме оперетки и шансонетки.

      Но сладость запретного плода, прелести Жюдик и начинавшая бушевать молодая кровь – все влекло туда, и лицеисты, несмотря на запрещение, переодевались в штатское платье и были усердными поклонниками «несравненной», как называли тогда Жюдик.

      Одним из самых заядлых завсегдатаев «Буффа» был Савин.

      В один из далеко не прекрасных для последнего воскресных вечеров 1871 года он вместе со своим товарищем, Михаилом Масловым, сидел в первом ряду «Буффа», что было запрещено даже в других, не находившихся под начальственным запретом театрах, как вдруг, в антракте, подходит к молодым людям известный в то время блюститель порядка в Петербурге Гофтреппе, в сопровождении полицейского офицера.

      – Ваши фамилии, господа?

      Савин и его товарищ сказали.

      – Запишите! – кивнул блюститель сопровождавшему его офицеру.

      – А позвольте узнать вашу фамилию? – обратился к нему Савин.

      – Как, разве вы меня не знаете? Я – Гофтреппе!

      – Миша, запиши… – тоном блюстителя обратился Савин к Маслову.

      Ближайшие свидетели этой сцены расхохотались.

      Гофтреппе удалился весь красный.

      Этот анекдотический эпизод с быстротою молнии облетел в этот вечер театр «Буфф», а на другой день весь Петербург, сделавшись злободневным анекдотом.

      Петербург смеялся.

      Лицейское начальство, впрочем, оказалось не из смешливых.

      Савина посадили сперва в карцер, а по обсуждении вопроса об его переэкзаменовке по латинскому языку, признали в нем соединение лености с дурным поведением и предложили его родным взять его из лицея.

      Так окончилось научное образование нашего героя – балованного сынка богатых и родовитых родителей.

      Традиционного участью того времени для русского юноши, неудачника в школе, был юнкерский мундир, а следовательно, и дальнейшая карьера Савина определилась словами – «в юнкера»!

      Два класса лицея давали ему права средних учебных заведений, и он мог поступить юнкером в гвардию.

      Для самого Савина этим осуществлялась его заветная мечта. Он горел желанием поступить в военную службу и, быть может, не вмешайся в его судьбу две дамские прихоти, сперва его бабушки, поклонницы «Московских ведомостей», а затем его матери, хранившей в своем сердце воспоминание о танцах с миловидными и чистенькими лицеистами, по той дороге, которую определил ему отец, при корпусном воспитании, его жизнь сложилась бы иначе и несомненные способности и духовные силы, таившиеся в этом пылком юноше, получили бы другое направление.

      Но, видно, в книге судеб было написано, что женщины, от колыбели до могилы, должны играть в его жизни роковую роль.

      Они и сыграли ее.

      Вопрос об избрании рода оружия не мог иметь места. Все Савины искони веков были кавалеристами.

      Таким