Людоедка. Николай Гейнце

сны

      На другой день после встречи с Салтыковым, Дарья Николаевна проснулась утром в каком-то совершенно незнакомом ей настроении духа.

      Выпив горячего сбитню с теплым калачем, она сделала свои обыкновенные хозяйственные распоряжения, на этот раз, к удивлению прислуги вообще, а Фимки в особенности, обошедшиеся не только без щедро рассыпаемых пощечин, но даже без брани и крика. Затем Дарья Николаевна молча удалилась из людской в комнаты и уселась за пяльцы. Время до обеда, который подавался ровно в 12 часов, Дарья Николаевна посвящала обыкновенно вышиванию ковров, салфеток, одеял и прочее. Работа шерстью и шелком была ее любимым занятием. Ей помогала неразлучная с нею Фимка, одна из всей дворни имевшая право сидеть при барышне.

      Но работа не спорилась. Дарья Николаевна бросила иглу и задумалась. Фимка, с утра уже наблюдавшая за своей барышней исподлобья, не переставала быстро работать иглой.

      Вдруг до нее донесся тяжелый вздох. Фимка не поверила своим ушам. Этот вздох она слышала, это вздыхала ее барышня. Игла упала из рук Фимки и она уже во все свои большие черные глаза глядела на Дарью Николаевну. Сколько лет безотлучно уже находилась она при ней, но никогда не слыхала, чтобы барышня вздохнула.

      «Что за причта? Что с ней делается?» – мелькнуло в голове наперсницы.

      «Ага, ага…» – мысленно ответила она про себя и чуть заметно улыбнулась, постаравшись, чтобы этой улыбки не заметила барышня, углубиться в работу.

      – Фимка, а Фимка!.. – позвала Дарья Николаевна.

      – Чего изволите?

      – Мне что-то недужится…

      – Болит что?

      – Нет, не болит, а так что-то не по себе, сосет под сердцем…

      – С чего бы это?

      – Кабы я знала, так и не говорила бы с тобой, с дурой!..

      – Это вы верно, барышня, дура я и есть…

      – С утра, вот, места найти не могу, а всю ночь сны какие-то нелепые в голову лезли, и все…

      – Глеб Алексеевич, чай?.. – не утерпела и прервала ее Фимка.

      – Это кто такой?

      – Да Салтыков, вчерашний…

      – А тебе почем ведомо, кто мне во сне снится, шкура ты барабанная…

      – Али не угадала?

      – Угадать-то угадала, да почему?

      – Что, почему, барышня?

      – Угадала-то ты…

      – Как же не угадать-то… Видела это я, как он, сердечный, на вас поглядывал. Да и молодец он из себя… Видный такой, красивый, вас была бы на диво парочка…

      – Пошла брехать несуразное.

      – Отчего и не побрехать, барышня, с брехотни ничего не сделается, а коли суженый, так его конем не объедешь!..

      – Суженый. Нашла суженого, – продолжала возражать Дарья Николаевна, но было заметно, что возражала она только для поддержания разговора, но что этот разговор не был ей неприятен.

      – Поди, чай, сердечный, и он тоже мается, – продолжала, между тем, Фимка.

      – И он, говоришь? Да разве я маюсь, сорока длинноязыкая.

      – А разве не маетесь, барышня; вестимо маетесь, только ведь и недолго помаяться, приедет сокол ясный, вечор али завтра,