Сцена и жизнь. Николай Гейнце

от беды. Человека спасают, а не на прихоть идут. Все-таки для них благороднее.

      Бежецкий захохотал и бережно положил деньги в карман.

      – Так что в сущности она должна мне быть благодарна, что я взял эти деньги. Я ее поступок облагородил.

      Ему пришло в голову, что это очень похоже на философию Шмеля, и он поморщился.

      Вспомнив Бориса Александровича, он вспомнил и о делах вверенного ему общества.

      – Да… В нынешнем году я стал поопытнее. В прошлом перед общим собранием заблаговременно не запасся деньгами, спустил и свои, и общественные, и не помоги Шмель с отчетами, да Крюковская, тогда же был бы мне крах. Ух, как было жутко. А теперь, через три дня заседание, надо подавать отчеты, а у меня уж сегодня все деньги в сборе. Да-с! Теперь меня Величковскому спутать не придется. Крепко сижу, сам черт не брат. Все общество передо мной на задних лапках ходит. Чествуют меня и уважают.

      Владимир Николаевич самодовольно улыбнулся.

      Вдруг взгляд его снова упал на письменный стол. Он заметил на нем письмо и взял его.

      – Письмо от Крюковской! Эта скотина никогда не доложит. Вот и еще экземпляр! Ну, эта, положим, не чета другим, ее ни с кем сравнить нельзя. Остальные так… веселее живется, а эта…

      Он не окончил своей мысли, распечатал письмо и углубился в чтение, усевшись перед столом.

      Крюковская уведомляла его, что приедет к нему, и просила быть дома. Бежецкий бросил письмо на Стол и задумался.