Поэмы. Михаил Юрьевич Лермонтов

старый казначей.

      Давно был дом его построен;

      Хотя невзрачен, но спокоен;

      Меж двух облупленных колонн

      Держался кое-как балкон.

      На кровле треснувшие доски

      Зеленым мохом поросли;

      Зато пред окнами цвели

      Четыре стриженых березки

      Взамен гардин и пышных стор,

      Невинной роскоши убор.

VIII

      Хозяин был старик угрюмый

      С огромной лысой головой.

      От юных лет с казенной суммой

      Он жил как с собственной казной.

      В пучинах сумрачных расчета

      Блуждать была ему охота,

      И потому он был игрок

      (Его единственный порок).

      Любил налево и направо

      Он в зимний вечер прометнуть,

      Четвертый куш перечеркнуть,

      Рутёркой понтирнуть со славой,

      И талью скверную порой

      Запить цимлянского струей.

IX

      Он был врагом трудов полезных,

      Трибун тамбовских удальцов,

      Гроза всех матушек уездных

      И воспитатель их сынков.

      Его краплёные колоды

      Не раз невинные доходы

      С индеек, масла и овса

      Вдруг пожирали в полчаса.

      Губернский врач, судья, исправник —

      Таков его всегдашний круг;

      Последний был делец и друг

      И за столом такой забавник,

      Что казначейша иногда

      Сгорит, бывало, от стыда.

Х

      Я не поведал вам, читатель,

      Что казначей мой был женат.

      Благословил его Создатель,

      Послав ему в супруге клад.

      Ее ценил он тысяч во сто,

      Хотя держал довольно просто

      И не выписывал чепцов

      Ей из столичных городов.

      Предав ей таинства науки,

      Как бросить вздох иль томный взор,

      Чтоб легче влюбчивый понтер

      Не разглядел проворной штуки.

      Меж тем догадливый старик

      С глаз не спускал ее на миг.

XI

      И впрямь Авдотья Николавна

      Была прелакомый кусок.

      Идет, бывало, гордо, плавно —

      Чуть тронет землю башмачок;

      В Тамбове не запомнят люди

      Такой высокой, полной груди:

      Бела как сахар, так нежна,

      Что жилка каждая видна.

      Казалося, для нежной страсти

      Она родилась. А глаза…

      Ну, что такое бирюза?

      Что небо? Впрочем, я отчасти

      Поклонник голубых очей

      И не гожусь в число судей.

XII

      А этот носик! эти губки,

      Два свежих розовых листка!

      А перламутровые зубки,

      А голос сладкий, как мечта!

      Она картавя говорила,

      Нечисто «р» произносила;

      Но этот маленький порок

      Кто извинить бы в ней не мог?

      Любил трепать ее ланиты,

      Разнежась, старый казначей.

      Как жаль, что не было детей

      У них! – — – —

      – — – — – —

      – — – — – —

XIII

      Для бо́льшей ясности романа

      Здесь объявить