Ложь во спасение. Ольга Егорова

вверх! Не с места! Вы захвачены в плен пиратом Черная Борода – ужасным кровожадным злодеем!

      Больше всего ему нравилось, как мать в такие моменты изображает испуг. Как она торопливо поднимает руки вверх и начинает делать вид, как будто дрожит от страха. Игра длилась не больше минуты, по истечении которой они оба уже смеялись, почти катаясь по полу. А потом все повторялось сначала.

      Он не вспоминал об этих субботних дурачествах, наверное, уже лет двадцать.

      А теперь вспомнил и, как живые, увидел перед собой глаза матери, в которых абсолютно не было страха. Несмотря на то, что поднятые вверх руки дрожали, а брови сходились на переносице перепуганным домиком.

      Почему-то никак не удавалось отделаться от этого детского воспоминания.

      Почему – он понял не сразу.

      Только тогда, когда услышал наконец ответ на свой вопрос. Спустя минуты, которые показались столетиями.

      – Верю, – тихо сказала Яна.

      Но даже в темноте, даже издалека он видел сейчас ее глаза, которые лгали.

      Он так и застыл в двух шагах от нее с протянутыми руками. Как механическое существо – робот Вертер из детской сказки, у которого внезапно сели батарейки. На полпути.

      Оказалось, что покойник за стенкой – это было не самое ужасное. Самое ужасное было здесь, в темноте коридора. Ядовитым цветком под дрожащими лепестками ресниц оно притаилось в почерневших глазах любимой женщины, которая теперь его боялась.

      Черная Брода. Ужасный кровожадный злодей.

      Знать бы, что невинная детская игра обернется спустя двадцать пять лет пророчеством!

      – Выключи музыку, – услышал он звук ее голоса, снова вернувший его в реальность.

      «Выключить музыку» – это значило снова зайти в комнату. Снова увидеть, снова вдохнуть запах. Пройти мимо, нажать на кнопку проигрывателя и проделать все в обратном порядке.

      В ответ на ее просьбу он даже не шевельнулся.

      – Выключи, – сдавленным шепотом прохрипела Яна.

      Он хотел сказать ей, что не может. Снова увидеть, снова вдохнуть, пройти мимо и нажать на кнопку. Хотел сказать, что ему страшно. Но язык не слушался, а голос как будто совсем пропал.

      Черт, вот ведь как бывает, отстраненно подумал он, отворачиваясь. Живешь на свете тридцать лет, и все эти тридцать лет, начиная едва ли не с младенческого возраста, считаешь себя мужиком. До тех пор, пока вдруг однажды, обнаружив в собственной квартире труп соседа с раздробленной башкой, не поймешь, что никакой ты не мужик на самом-то деле, а обыкновенный трусливый кролик.

      Он так долго жил на свете, он так много всего узнал и пережил, но даже представить себе не мог, как это страшно – прийти домой и обнаружить в собственной гостиной покойника. Он и не подозревал, что в такие моменты начинают потеть ладони, что ноги становятся ватными, что кончики пальцев начинают дрожать, а сердце почти перестает биться.

      Оставив позади почти половину жизни, он, оказывается, еще ни разу по-настоящему ничего