Siltntium! Пугачевские дети (сборник). Александр Образцов

как обычно. Жена едва сдержала слезы, дочь понимающе кивнула и только зять, который тайно ненавидел Павелина за полное к себе безразличие, подумал что-то нехорошее, но тут же стал гадок самому себе – в такой день!..

      Павелин сам водил машину. Он знал, что езды здесь максимум сорок пять минут, а до восьми еще – он посмотрел на часы – час пятьдесят. Он ехал и улыбался. Выехал на кольцевую, затем на Каширское, и вот они – дачи.

      Октябрь стоял тихий, теплый, но деревья дружно пожелтели. Он ходил вокруг дачи, пахло грибами, среди валунов журчал ручей, за чистоту вод которого он боролся три года.

      Нет, время стояло на месте.

      «Вот так и надо продлевать жизнь, – подумал Павелин, – ожиданием… А вдруг не приедет?»

      Но он лишь поддразнил себя. Приедет. Электричка приходит в семь сорок, и ходьбы здесь для ее юных ног от силы на пятнадцать минут.

      Господи, роман! Год взаимных ухаживаний, усмешек, разговоров… О чем только? Да обо всем! О Пушкине, о Миттеране, о Меттернихе, об Овидии, о Тиберии, о Христе, о Сталине, о Микельанджело… Вот здесь она пошла (сама!) к этим темам. Здесь началась ее территория и, ступив на нее, она уже не захотела назад, к ученичеству, к…

      – Много всего, – вздохнул Павелин.

      В гостиной он включил электрокамин, еще раз проверил сервировку. Вошел в ванную, вода в титане нагрелась, и он выключил его.

      Без семи минут восемь раздался стук в окно, он отворил дверь, она вошла.

      – От бабушки, – сказала она, протягивая пакет.

      – Развернуть? – спросил он.

      – Разверни, – сказала она, впервые сказав ему «ты».

      Это его настолько поразило, что у него задрожали руки. Он развернул пакет. Старый альбом с фотографиями, так он и знал.

      До сих пор не знал Павелин, догадывается ли она об их давних довоенных отношениях с ее бабушкой. И это была ее территория.

      Она сразу прошла в ванную, запела. Он сидел в кресле, дверь была открыта, но он смотрел в окно. Что-то все же в современных играх он недопонимал, слишком много игры, слишком много режиссуры, слишком жадно и искусственно затянуто и подогрето…

      – Ты не слышишь меня?..

      Павелин вздрогнул. Что это он, действительно?..

      – Да?

      – Открой сумку, достань там халат.

      «И это», – подумал Павелин, хотя думать уже не хотел. По привычке тащил через всю жизнь внутренний монолог.

      И с халатом он не знал, как поступить. Войти в ванную? Но они же еще и не целовались! И какое у него будет при этом лицо? Если бы лет, хотя бы, двадцать назад, он бросился бы в воду в костюме и был бы любим за это, как бог.

      И стало ему грустно. Он стоял с халатом в руках, как старый лакей и никак не мог сморгнуть стариковские слезы.

      – Что с тобой?

      Сквозь дымку слез и дымку стекол Павелин видел ее кожу с капельками воды, увеличенно – перезрело-подвявшие вишни сосков…

      – Дуралей старый, – ласково сказала она, вырвала халат и прыгнула в ванную.

      Затем они сидели за низким столиком, пили шампанское. В первый раз за его юбилей, во второй – за ее восемнадцатилетие.