Девушка с глазами цвета неба. Элис Петерсон

громко захохотал, но все-таки спросил:

      – Ты ушибся?

      – Да, я рассек себе лицо. Вот, погляди на шрам, он так и остался.

      Джордж наверняка потрогал этот шрам, он всегда все трогает.

      – Я приземлился на большую кучу конского навоза. – Финн засмеялся. – Мой друг Мик…

      – Скинхед! – закричал Джордж.

      – Успокойся, сын. Да, скинхед. Мик и дядя Эд спасли меня.

      – Когда у меня будет брат? Если я буду послушным, вы подарите его мне к Рождеству?

      Я выключила воду и прислушалась. Мне было интересно, что ответит Финн.

      – Я уверен, что Санта подарит тебе братика, только не к Рождеству, а позже…

      – Почему позже?

      – Потому что на это требуется время.

      – Да? Почему? Сколько времени?

      – Ох, Джордж, я устал от твоих вопросов.

      Мысли нашего сына были беспорядочно рассеянны. Во всяком случае, так мне казалось.

      – Сколько ждать? – не унимался Джордж.

      – Подожди и узнаешь, – успокоил его Финн.

      – Как вы это делаете?

      – Спи. Пора гасить свет.

      – Я могу сделать ребенка?

      – Нет.

      – Я бы сделал такого же мальчика, как я сам.

      Надо было спасать Финна. Я открыла дверь детской спальни и прошла по узкой тропке между сооружениями из лего, солдатиками и пластиковыми сумками с хламом, купленным на автомобильной барахолке.

      – Ну-ка, гасите свет.

      – Ма, мой мозг еще не устал. – Я в шутку схватила беспокойные ноги Джорджа; он бил пятками по моим ладоням. Я называла его ноги везунчиками, потому что они были ужасно тоненькими и им повезло, что они не сломались. Еще они были гладкими как мрамор, а каждый пальчик был само совершенство.

      – Мам! – Он хихикал и дрыгал ногами под стеганым одеялом с изображением паровозика Томаса.

      – Перестань! Успокойся! – просила я.

      Рокки кротко улегся в ногах у Джорджа.

      – Я хочу еще послушать историю.

      – Хватит. Завтра у тебя будет интересный день.

      – Что будет завтра? – заинтересовался Финн.

      – Джордж участвует в рождественской постановке, – напомнила я мужу.

      – Ах да, конечно.

      – Расскажи папе, кого ты там играешь.

      – Я буду пастухом и буду играть на треугольнике.

      – Что же произойдет, когда ты ударишь в треугольник? – спросил Финн.

      – Тогда придут волхвы. Ты придешь на наше представление, правда, па?

      – Обещать не могу, сын, но уверен, что ты будешь лучшим из всех пастухов.

      Джордж перевернулся на бок и крепко прижал к себе свое любимое одеяло «Бэби». Под подушкой было полно игрушек, включая обезьянку Эйнштейна; как я ни убеждала его убрать ее, ведь неудобно спать на таком бугре, Джордж отказался.

      – Подари мне свои ресницы, – бормотала я, осыпая его поцелуями и обняв худенькое тельце в теплой фланелевой пижаме. – Ты мой любимый мальчик. – Теперь я понимала, что имела в виду мама, когда говорила: «Мне хочется тебя съесть». Джордж был очень красивый – пышные, блестящие каштановые волосы,