Закрой дверь за совой. Елена Михалкова

притворства пробилось совершенно детское лукавство. Она лучилась самодовольством, точно ребенок, укравший варенье из запертого шкафа, радующийся не столько запретной сладости, сколько собственной лихости: «Мне удалось перехитрить этих взрослых жадных дураков».

      Она смеялась над людьми, восхищавшимися ее добротой. Но разве и Гройс не дурачил публику?

      – А вообще я его не люблю, – добавила Ирма.

      Короткая вспышка расположения тут же потухла.

      – Не любите? Почему?

      – Он тупой. Ничего не знает, ничего не умеет. Я надеялась, он будет как собаки в фильмах – приносить мне тапочки, или, знаете, прыгать так забавно, как тот пес в фильме с Джимом Керри.

      – Джек-рассел-терьер, – пробормотал старик. – Его прыжки умиляют только первые два часа.

      – А Чарли даже не лает на почтальона! – она не слушала. Лицо ее приобрело обиженное выражение, словно Чарли нарушил данное ей обещание. – Он научился только сидеть и бегать за мячиком. Все! Это глупая собака. Неинтересная.

      – Можно мне с ним познакомиться? – осторожно спросил Гройс.

      Словно тумблер щелкнул у нее в голове – Ирма от жалоб на бестолкового пса молниеносно перешла к подозрительности. Глаза ее сузились, она рассматривала Гройса, явно пытаясь сообразить, что он задумал.

      – Мне будет здесь чертовски скучно ближайшее время, – признался старик. – А собака – неплохое развлечение.

      Женщина молчала.

      – К тому же приятно посмотреть на пса-дурака, – добавил он. – Потому что это ваш пес… Уж извините за откровенность. Если вы понимаете, что я хочу сказать.

      – Вас греет мысль, что я завела тупое животное?

      – Ага, – Гройс широко улыбнулся. – Как будто это небольшая месть провидения.

      Ирма помолчала, обдумывая что-то, затем встала, открыла дверь и неумело свистнула.

      Спустя пару секунд в комнату влетело черное лохматое существо, помесь спаниеля и болонки, щедро разбавленная дворнягами. Кривоногий пес с проваленной спиной и дурашливой мордой. Он оперся передними лапами на кровать старика и оглушительно залаял.

      – Фу! Брысь! Чарли, нельзя!

      На хозяйку дальний потомок спаниелей не обращал никакого внимания. Гройс затруднялся выбрать, что его раздражает больше – собачий лай или крики женщины.

      Он сунул Чарли под нос свободную руку. Едва обнюхав его ладонь, пес тотчас угомонился и лег под стул Ирмы с выражением скуки на морде, хотя глаза хитро поблескивали из-под косматых бровей.

      – Ему у вас хорошо, – нехотя признал старик. – Сытый, веселый, шебутной… Шерсть блестит. Слушайте, вы и правда молодец.

      Ирма уже полностью утратила интерес к теме. О том, какая она молодец, она выслушивала по нескольку раз в своем блоге, едва кто-нибудь из новых посетителей добирался до записей о бедном спасенном песике. А говорить о самом Чарли ей было скучно.

      – Давайте продолжим. – Она помахала блокнотом. – Расскажите что-нибудь еще. Что важно для кидалы?

      – Артиста, – поправил Гройс.

      – Артиста?

      – Кидалы –