Иней. Анна Инк

замолкает, чтобы сделать долгий глоток шампанского. Поправляет тонкую линию золотого браслета на запястье. Переставляет ноги накрест, вытягивается ещё выше. Каждый раз, когда она меняет положение тела, его глаза следуют за этим движением, но он заставляет себя снова смотреть ей в лицо. Она очаровала его, как и всех других. Ей покорны любые возрасты, любые мужчины. Да и я не могу оторваться от неё: в ней есть что-то опасное и притягательное одновременно, будто она знает точно, как всё будет, и лучше слушаться её, чтобы всё сложилось правильно. Она ловит мой взгляд, замолкает, наклоняется ближе к Виктору Сергеевичу и что-то говорит ему, не сводя с меня глаза. Я вижу, как он немного поворачивает голову в мою сторону и смотрит на меня. Смотрит с таким презрением и омерзением, что его рот невольно передёргивается в брезгливой усмешке.

      Мне даже страшно представить, что она сказала ему. Мне хотелось бы верить, что он смотрит не на меня, что мне показалось. Но у меня отличное зрение. И ещё я не сомневаюсь в том, что Ирина любым способом вытравит меня из жизни Никиты. Рано или поздно.

      – Что? Что такое? – Никита смотрит на меня непонимающе. Я даже не сразу заметила, что вскочила со стула.

      – Мне… мне душно, – шепчу я. – Я выйду на пару минут.

      Выхожу из кафе, не накинув пальто. Беспомощно верчу головой. Не понимаю, что мне нужно делать, и что хочется. Уже стемнело, и дорога заполнена золотыми и белыми огнями от фар и фонарей. Эти огни расплываются перед моими глазами, потому что подступают слёзы. Вот бы сбежать. Добраться до дома, собрать вещи и уехать от него. Пусть сейчас всё закончится. Не хочу ничего.

      Делаю несколько быстрых шагов, но меня останавливает оклик за спиной:

      – Эй!

      Я замираю, как вкопанная. Меня бросает в дрожь. В голове невольно всплывает картинка из вчерашнего вечера, когда на меня напали. Я вспоминаю голос одного из них. Он кажется мне точно таким же, который я слышала сейчас. Агрессивным, хлёстким, от него кровь стынет в жилах – как будто ударили плетью прямо перед моими ступнями, и я не смею сделать шага вперёд.

      – Эй, – снова слышу я, и медленно оборачиваюсь.

      В полутьме, между окнами кафе, вижу силуэт мужчины. У его лица клубится дым, который порывистым ветром разбивается на ошмётки и мечется в разные стороны. Он курит. Я вижу оранжевый огонёк, который в темноте кажется электрическим.

      – Я тебе, тебе! – кричит он мне. Я начинаю медленно возвращаться, моя голова скользит то в один бок, то в другой, будто если я поменяю ракурс, смогу разглядеть его лицо. Я приближаюсь к нему, и чувствую, как холодеют мои руки.

      – Ты вышла из ресторана. Там женщина такая… с золотой змеёй на шее. Видела её? Она освободилась? Что она вообще там делает?

      – Ты – Лёша?

      Он выступает на свет, и я вижу его лицо. На его лбу тень от капюшона толстовки. У него влажные карие глаза, с зеленоватыми вкраплениями. Мой учитель в художественной школе называл такой цвет «Гавана», коричневый с зеленоватым