По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову. Николай Гарин-Михайловский

чиновник…

      – Вот…

      Пропойца проговорил это с горечью, протянул руку и вскрикнул патетически:

      – О незабвенный Некрасов… Помните-с? Кому вольготно, весело живется на Руси? Купчине толстопузому…

      С трагическим жестом и энергично покачивая головой, он отошел к небольшой группе казаков.

      – Вот и разговаривайте с ними, – с не меньшей горечью сказал мой собеседник, – китаец в день зарабатывает до десяти рублей на выгрузке, русскому мало: дай двадцать, а за тысячу верст провоза мы берем всего двадцать копеек. Из них за нагрузку отдай пятак, да пятачок за выгрузку, что ж останется? И ведь так и будут сидеть, так и сидят, поджавши колени, вот как на… Ну-с, мне пора…

      Капитан ушел, а я остался. Темнеет. Синеватый прозрачный туман заволакивает горы, даль, село. Дымится река, все так же тяжело стонет пароход. Какая-то фигура подошла к берегу.

      – Господин…

      Я подхожу. Пропойца чиновник.

      – У вас выгрузки не будет?

      – Завтра…

      – Вы нам?

      – Вам…

      – Я интеллигентный человек: копейки денег нет.

      Я бросаю монету, он ловко ловит и с ужимками быстро скрывается.

      Пока стоял он, слушая разговор наш, прошло больше часа.

      В это время шла выгрузка, и он мог бы заработать ровно в десять раз больше, чем то, что получил от меня.

      – Истинно образованного человека сейчас видно, – раздается его поощрительный голос из темноты.

      Мне стыдно и за себя и за него, и я быстро ухожу в каюту.

      9 августа. Село Покровское

      Месяц, как выехали мы из Петербурга, а до Владивостока еще дней пятнадцать. Вот и короткий путь. Думали сделать его меньше месяца, но он вышел длиннее всякого другого. А что он стоит, этот путь… При всех лишениях, с отсутствием горячей пищи включительно обойдется до тысячи рублей на человека. Тогда как на пароходе пятьсот рублей со всеми удобствами культурного пути. Сколько вещей уже разворовано, попорчено, во что превратились наши новенькие чемоданы! Все подмочено, отсырело. А ощущение своего полного бессилия в борьбе со всеми случайностями и непредвиденностями этого пути, где в лице каждого писаря, содержателя почтовой станции, ямщика, пароходчика является какой-то неотразимый фатум, с которым нельзя бороться, спорить… Изломанные, измученные, разбитые ужасной дорогой, нелепыми препятствиями, вы, наконец, погружаетесь в какое-то кошмарное состояние с одной надеждой, что кончится же когда-нибудь это.

      Проснулся в семь часов. Туман густой, серый, сплошной висит кусками какими-то. Пронизывающая сырость. Все спят еще. Не хочется спать: горечь бессилия грызет, – лучше вставать. Встал, оделся и вышел. Наши вещи уже вынесены на берег. Идет нагрузка муки на пароход. Рабочие всё китайцы. Работают сегодня по четыре копейки с пуда.

      – А казаки?

      Спят казаки.

      Носят крупчатку. Вся крупчатка здесь до Читы из Америки. В Николаевске она 2 рубля 75 копеек (за 55 фунтов), в Сретенске – 4 рубля 50 копеек. Крупчатка соответствует нашему второму сорту.

      Пью чай на палубе.