Руководство для домработниц (сборник). Лусия Берлин

и выражениями из моего лексикона. (И стали употреблять их не реже, чем я.) “La Piсa”[31], – вышучивали они мою прическу. (А вскоре девочки подстриглись под меня.) “Криворукая”, – перешептывались они, когда я выводила на доске фразы. (И сами вскоре начали писать моим почерком все домашние и классные работы.)

      Мальчики пока не превратились в пачуко, в тех бандитов, которыми старательно пытались стать: попробует с размаху воткнуть свой финский нож в парту – и заливается краской, когда нож, соскользнув, падает на пол. Пока еще они не заявляли: “Да чему ты вообще можешь меня научить?” Ждали, для виду пожимая плечами, что их все-таки чему-нибудь научат. А я – чему я могла их научить? Мир, известный мне, был ничем не лучше того мира, против которого они осмеливались бунтовать.

      Я наблюдала за сестрой Лурдес, чей сильный – не чета моему – характер вызывал у них непритворное уважение. Ученики видели, что она верует в Бога и принципы жизни, которую сама для себя выбрала; они относились к этому с почтением и никогда не давали сестре Лурдес понять, что их не особо обременяет суровость, с которой она старалась их приструнить.

      И смеяться вместе с ними она не могла. Они-то смеялись, только чтобы над кем-то поиздеваться, только если кто-то обнажал свое слабое место, задав нелепый вопрос, улыбнувшись, сделав ошибку или пустив газы. Всякий раз, когда я пресекала их невеселый смех, мне вспоминались хохот и восклицания в начальной школе – контрапункт радости.

      Раз в неделю я все же смеялась вместе с девятым классом. По понедельникам, когда утлая металлическая дверь вдруг начинала ходить ходуном и слышалось властное “бум-бум-бум”, от которого звенели оконные стекла и эхо разносилось по всему зданию. Этот чудовищный грохот непременно заставлял меня подпрыгнуть на стуле, и ученики принимались надо мной хихикать.

      – Войдите! – говорила я, и грохот умолкал, а когда в дверях появлялся всего лишь крошка-первоклашка, мы заливались хохотом. Тихо шаркая кроссовками, он направлялся к моему столу. “Доброе утро, – шептал, – можно список для столовой?” А потом уходил на цыпочках и с громом захлопывал дверь, и это тоже было смешно.

* * *

      – Миссис Лоуренс, не зайдете ли на минутку?

      Я вошла вслед за сестрой Лурдес в ее кабинет, подождала, пока она даст звонок на урок.

      – В школу возвращается Тимоти Санчес. – Она помолчала, словно ожидая моей реакции. – Его держали в исправительной колонии, уже далеко не в первый раз, за кражу и наркотические вещества. В колонии считают, что ему следует как можно скорее окончить школу, хотя бы школу второй ступени. Он намного старше своих одноклассников и, судя по тестам в колонии, чрезвычайно способный мальчик. Здесь написано, что он нуждается в “поощрении и требовательности”.

      – Что от меня требуется? У вас есть какие-то конкретные пожелания?

      – Нет, в сущности, я ничего не могу вам посоветовать… Он… это совершенно уникальная проблема. Я просто подумала, что должна вам все это сообщить. За

31

Шишка, ананас (исп.).