Дети Аллурии. Штурм. Мария Вой

в узкий проем.

      Комнату Грифу дали накануне, но она уже была заставлена книгами, завалена свитками, колбами, подаренной одеждой и прочей ерундой. Сам Гриф, который весь день провел с детьми, выглядел усталым, но довольным. Удивительно домашний в простой рубашке и шароварах, украшенных золотыми уточками, он выглядел не менее грациозно, чем вчера, в день своего триумфального прибытия на Остров.

      – А, – бодро сказал он. – Я, кажется, знаю, кто ты. Ты дочь Сказочника, Тавни? Прости, что так бесцеремонно – Кеслан Дуор вчера рассказал мне все про всех.

      Тавни отвела глаза.

      – Но я тебя запомнил бы и так, без его рассказов, – продолжал Гриф, рассматривая девочку в широком пончо.

      – Я… Я хотела спросить, каким языкам ты обучаешь, – проговорила она, запинаясь. – У нас мало кто говорит не по-северному, а я…

      – А твой отец знает, что ты здесь, у меня? – перебил Гриф. – И как, интересно, он отреагирует на новость, что я тебя чему-то обучаю?

      – Он мне не отец, – с неожиданной злостью ответила Тавни. Гриф едва заметно вскинул брови; опешив от собственной резкости, Тавни поспешила замять свои слова: – Он был вчера груб и несправедлив. С ним бывает… Я думаю, как всегда, Кеслан Дуор поговорит с ним и он затем признает, что был неправ. Он…

      – Я знаю, кто он, – сказал Гриф. – И в наших жизнях действительно были столкновения, о которых неплохо бы объясниться… Но у судьбы прекрасное чувство юмора: мы встретились на Острове Отщепенцев и больше не сможем поговорить о прошлом. Так что ему придется меня принять…

      Гриф хмыкнул, отодвинул стул и кивком головы предложил ей сесть. Неожиданно Тавни заметила в дальнем углу комнаты большую жердь, на которой сидел огромный ворон с длинными шеей и лапами. В сером уличном свете его оперение казалось фиолетовым – в лучшем освещении оно наверняка было еще неестественнее ярче.

      – Это твой ворон?

      – Ну, во-первых, Урхас не совсем ворон, а во-вторых – правильнее сказать, что это я – его человек, – усмехнулся Гриф. – Он выбирает себе попутчика на какое-то время, а потом, когда надоедает, бросает. Меня бросил уже раз десять в самых щекотливых ситуациях, но все равно зачем-то возвращается. Короче говоря, видал я товарищей и получше.

      Урхас возмущенно каркнул что-то со своего насеста. Тавни и Гриф помолчали – почему-то обоим было понятно, что об изучении иностранного языка нет и речи, но он не торопился ее выпроваживать – с любопытством рассматривал ее фигуру, невеселое круглое лицо в веснушках, не похожее на лицо пятнадцатилетней девчушки, и заглядывал в глаза необычного желто-золотистого цвета. Он даже не скрывал, что ему интересно ее рассматривать; вопросы читались в его глазах, странных глазах, которые, казалось, обладают разными характерами: правый, пересеченный едва заметным шрамом, был словно бы ленивее…

      – Тебе здесь нравится? – не выдержала молчания Тавни, чтобы