Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 1. На краю пропасти. Джеймс Клавелл

на палубе росло. Рябой Тан бросил:

      – Четырнадцать!

      У сосредоточился среди опьяняющего напряжения, а затем бросил кости.

      – Айийя! – взорвался он, а за ним и остальные. Шесть, четыре и два.

      – И-и-и! – только и смог выдавить из себя Рябой Тан. Он держался за живот, смеясь от радости. Остальные поздравляли его и сочувствовали проигравшему.

      У пожал плечами, сердце еще колотилось в груди.

      – Будь прокляты все чайки, что летают у меня над головой в такое время!

      – А-а, ты поэтому передумал, Четырехпалый У?

      – Конечно, это было как знак. Много ли чаек кричит, пролетая у тебя ночью над головой?

      – Верно. Я поступил бы так же.

      – Как повезет – джосс![25] – Тут У просиял. – И-и-и, но зато какие ощущения – получше, чем от «тучек и дождя»,[26] хейя?

      – Не в мои годы.

      – А сколько тебе, Рябой Тан?

      – Шестьдесят, а может, семьдесят. Почти столько же, сколько тебе. – В отличие от всех обитающих на суше деревенских жителей, хакка не ведут учет рождений и смертей. – Чувствую себя не больше чем на тридцать.

      – А слышал, в лавку «Лаки медисин», что на рынке в Абердине, привезли новую партию корейского женьшеня, в том числе и столетнего! От него твой «стебель» будет огнем гореть!

      – Со «стеблем» у него все в порядке, Пун Хорошая Погода! Его третья жена опять носит ребенка! – У расплылся в беззубой улыбке и вытащил толстую кипу свернутых пятисотдолларовых купюр. Он стал отсчитывать деньги, на удивление ловко, хотя у него и не хватало большого пальца на левой руке. Много лет назад палец ему отсекли в схватке с речными пиратами во время одной из контрабандных вылазок. На миг он оторвался от своего занятия, когда на палубе появился его седьмой сын, молодой человек лет двадцати шести, высокий для китайца. Парень неуклюже прошел по палубе. Над головами взвыли двигатели заходящего на посадку самолета.

      – Прибыли, Седьмой Сын?

      – Да, отец, прибыли.

      Четырехпалый У радостно хлопнул по перевернутому бочонку:

      – Прекрасно. Тогда можем начать!

      – Послушай, Четырехпалый, – задумчиво произнес Рябой Тан, указывая на кости. – Шесть, четыре и два – получается двенадцать, а это тоже дает три, волшебную тройку.

      – Да-да, я понял.

      Рябой Тан широко улыбнулся и указал на север и немного восточнее, где за холмами Абердина, на другой стороне гавани, в Коулуне, в шести милях отсюда, располагался аэропорт Кай-Так.

      – Может быть, теперь тебе повезет, хейя?

      Понедельник

      Глава 3

      05:16

      Еще только начало светать, когда из-за ворот номер шестнадцать на восточной оконечности терминала аэропорта вывернул джип с двумя механиками в комбинезонах и остановился недалеко от основного шасси «Янки-2». Трап оставался у самолета, главная дверь была чуть приоткрыта. Механики – оба китайцы – вышли из машины. Один стал осматривать основные восьмиколесные шасси, другой так же тщательно обследовал переднюю

25

Джосс (йосс) – от искаженного латинского Deus (Бог). Многозначное китайское выражение, которое толкуется как «судьба», «удача», «веление богов» и т. п.

26

«Тучки и дождь» (юнь юй) – классический китайский эвфемизм, обозначающий любовное соитие или оргазм.