Бремя колокольчиков. Алексей Марков

что нельзя этих евреев близко к церкви подпускать, что от них один вред, и вообще правильно их Сталин в Биробиджан. Мужик с Библиями выглядел… вполне характерно.

      – М-да, значит так и не будет туалета, – безо всякого энтузиазма сказала регент. – А ты-то, что радуешься? Понимаю, ты молодой, ты дотерпишь, а нам-то старикам как?

      Глеб смутился. Такой реакции от Клавдии, так много говорившей о подвижниках и отцах той, послевоенной церкви, он не ждал.

      – Не знаю… Как-то забавно, что так настоятеля подкололи, но ведь и этот, с Библиями, не прав. Нельзя так с батюшками, да и как мерить Библии туалетами?

      – Подкололи! Так ты ничего и не понял! Людьми, а не туалетами!

      – Но… Библия… она и учит… – попытался парировать смущенный юноша.

      – Чему она тебя учит?

      – Ну… быть человеком… послушанию Богу…

      – Что ты знаешь о послушании Богу? Ты вот Библию читал, и что? Есть оно у тебя?!

      – Нет, но…

      – Вот и иди с глаз моих кадило разжигать, балабол.

      После службы Глеб поехал на домашний концерт, квартирник. Обычно встречались в метро небольшими группами и шли с сопровождающим, знавшим адрес. Следили, чтоб никого постороннего не было. Предосторожности были не лишними – не так давно свинтили квартирник БГ⁹, тот едва успел три песни сыграть.

      Сегодняшний квартирник был закрытым: пускали только друзей хозяина квартиры или музыканта. Народу должно быть немного, собственно, только поэтому Глеб и пошёл сейчас на Башлачёва, который казался ему грубовато-мрачноватым.

      Но ожидания Глеба не оправдались. Народу в восемнадцатиметровую комнату набилось битком. Всё равно все приходили с друзьями. Было очень душно, начало затягивалось, и Глеб даже думал уйти, но пожалел заплаченной трёшки. Начался концерт.

      После первых двух песен молодой алтарник слушал, уже затаив дыхание. А когда Сашбаш запел своего Ванюшу, дыхание у Глеба спёрло, в жар бросило от слов: были к дьякону, к попу ли, интересовалися. Сине небо вниз тянули, тьфу ты! Надорвалися. Балладу Глеб уже слышал, но краем уха, не до конца, поэтому, чем это всё кончится – не знал. И когда раздалось последнее: как в снежном поле душа гуляет, он едва сдерживал слёзы, и, одновременно, какой-то рвавшийся из глубины истошный крик…

      Из квартиры он вышел бледный. Задумчиво побрёл по улице.

      – Привет!

      Глеб вздрогнул. Рядом стояла девчонка с длинными светлыми волосами, стянутыми хайратником¹⁰. Она тоже была на квартирнике и ещё там привлекла внимание Глеба, да и сама, кажется, заметила его. Но теперь, оглушённый впечатлением от концерта, Глеб напрочь забыл об этом.

      – Привет.

      – А ты что такой грустный идёшь? Не понравилось?

      – Нет, как раз наоборот! Всё очень круто… Я и не ожидал…

      – А по виду твоему не скажешь, что понравилось.

      – Ну… я просто под сильным впечатлением…

      – Понимаю… Но всё же: рок-н-ролл – славное язычество!¹¹ Должно быть весело, не смотря ни на что, я так думаю, – продолжала разговор девушка.

      – Не знаю… А какой