Я ─ осёл, на котором Господин мой въехал в Иерусалим. Владимир Шеменев

в частной области, нельзя мочиться в область общественную и наоборот, и плевать нельзя из частной области в общественную и наоборот. Ибо говорят мудрецы: у кого образовалась во рту слюна, тот не имеет права сплюнуть её, прежде чем не отойдет на четыре локтя.

      – А из частной в частую?

      – Об этом в их книгах ничего не говорится.

      – Значит, можно, – Альва набрал в рот слюны и смачно харкнул со скалы.

      – Там область общественная, – пошутил кто-то из легионеров.

      – Будет тебе мэмат тэмут за это, – сказал Лонгин и улыбнулся.

      – Что?

      – По-арамейски это значит: предадут тебя смерти.

      Солдаты, сидевшие на скалах, прыснули, не сдерживая смеха.

      – Тихо, – Рыжий поднял руку, пресекая всякое движение. Он чуть подался вперед, всматриваясь вдаль. – Я вижу клубы пыли, – Галл показал на горизонт.

      – Это караван, – Лонгин приподнялся, всматриваясь туда, куда показывал Руфус. – Всем смотреть… Ищем второй столб пыли.

      – Вот они! – декурион первым увидел второй столб, который, по всем законам набегов, двигался навстречу первому.

      Несмотря на туман в глазах, сотник разглядел, как у подножия скалы, на которой он лежал, заклубился столбик пыли, стремительно уходящий в сторону каравана.

      – Пора, – Лонгин вскочил, зацепив ногой рогожу. Шлем кувыркнулся, сорвался в пропасть и, глухо стуча о выступы скал, полетел вниз. – Неуклюжий! – сотник выругался, досадуя на свою нерасторопность. Но сейчас было не до шлема, и он рванул вниз, к стреноженным лошадям, практически интуитивно сбегая по склону. Галл, увлекая легионеров, кинулся за командиром, скользя по разбегающейся под ногами гальке.

      ***

      Все было кончено быстрее, чем Лонгин крикнул: «Именем Цезаря!». Из пятнадцати бандитов вырвать живыми он смог только двоих.

      А могло было быть всё иначе…

      Увидев всадников, закутанных в черные хабары⁶⁸, с пиками наперевес, издающих воинственные крики, погонщики бросили верблюдов, охрана – сабли, а купцы – свой товар и под дружное улюлюканье окруживших их бандитов попадали на колени, протягивая руки и умоляя о пощаде. Но стоило горнистам Лонгина проиграть кавалерийскую атаку и развернуться в лаву, как охрана преобразилась, превратившись из жертвенных агнцев в свирепых львов.

      Звон мечей, треск копий, хруст костей, крошащихся под ударами боевых топоров, крики ярости, стоны и вопли о пощаде – всё смешалось, заполнив ущелье гулом битвы и пылью, поднятой сотней пар ног.

      Сквозь туман, застилавший глаза, и облако красной пыли сотник разглядел и понял: пленных не будет, – с такой яростью рубили караванщики разбойников. Обступив со всех сторон, тыкали в них копьями, кидали камни, стаскивали с лошадей крючьями и, сгрудившись над упавшими, тут же забивали их ногами.

      Гул галопа стих, перейдя в дробный перестук копыт. Две кавалерийских турмы кружили вокруг каравана, отыскивая разбойников, но их не было. Воины, досадуя