Член общества, или Голодное время. Сергей Носов

блюд… Петербург, тринадцатый год, если память не изменяет… У вас третье издание?

      – Понятия не имею.

      – А вы на титул взгляните.

      – Третье, третье.

      – Зеленков редактировал, Александр Петрович, супруг Ольги Константиновны, известный врач в свое время…

      – Вот как? – поразился я необыкновенным познаниям.

      – Он, он, – подтвердил незнакомец.

      – А я и не знал. (И знать, честно говоря, не хотел.)

      – В Харькове ее переиздали.

      – Когда? – спросил я зачем-то.

      – А недавно… Большим тиражом. В Томске – поменьше. В «Московском рабочем»… подождите, в «Московском» ли «рабочем»?.. или в «Столице»?.. нет, в «Московском рабочем», так там, в «Московском рабочем» (понравилось ему в «Московском рабочем»…), аж стотысячным тиснули. Бестселлер.

      Тут я сказал:

      – Популярная.

      – Что ничуть не умаляет ценность вашего экземпляра. У вас редчайшей сохранности экземпляр. Просто редчайшей.

      Я заскромничал:

      – Корешок поврежден.

      – Пустое! – энергично возразил мой попутчик. – Это же поваренная книга, вы понимаете? – поваренная! Часто ли вы видели поваренные книги в издательских переплетах?

      – Никогда не видел, – честно сознался я. – Только эту.

      – И не удивительно! Такого рода литература до дыр зачитывалась. Елена Молоховец на аукционе дороже Ахматовой идет прижизненной, почти как Чехов с автографом! А все потому, что в издательском переплете. Это Елена-то Молоховец! Она в каждом доме, у каждой хозяйки была, и где теперь ее переплеты? Нет, нет, берегите свою Зеленкову, такой экземпляр, я вам просто завидую. Разрешите?

      Я хотел ему дать книгу в руки, чтобы полистал, если хочет, но он брать и листать не стал, а лишь прикоснулся к обложке двумя пальцами, тогда как «Я никого не ем» по-прежнему держал я. Мне стало смешно.

      – Возьмите, не бойтесь.

      – Да? Вы разрешаете? Знаете, там у вас, я видел, печать какая-то… на титуле… Разрешите взглянуть?

      – Сделайте милость. Это первого владельца, наверное.

      – Какая прелесть! Какая прелесть! – Он внимательно рассматривал печать на титуле. – Какая прелесть, однако!

      Печать же (однако) была самая обыкновенная – овал, по краям надпись: «Кабинетъ для изученiя массажа и лечебной гимнастики», – а в середине: «П. Я. Струцъ».

      – Уж не родственник ли ваш? – спросил я попутчика.

      – Родственник, да не мой.

      – А чей?

      – Откуда ж мне знать, – проговорил незнакомец, возвращая книгу. – Вам лучше известно. Я думал, что ваш. Но не ваш. Вижу, не ваш. В принципе, все люди родственники. И вы, и я.

      – Но вы сказали «какая прелесть».

      – Просто я от печатей, от книг с печатями, сам не свой. Страсть такая во мне… книги с печатями. Я их, знаете ли, коллекционирую… Каких у меня только нет их… с печатями. Извольте:

      Долмат Фомич Луночаров

      Общество друзей книги

      – прочитал