История одной семьи. Римма Выговская

на Каширке закрылась на санитарную неделю, и все больные были выписаны домой, оставались только самые тяжёлые. Леночка тогда лежала в больнице, но ей разрешено было поехать домой. «Не хочу, – сказала мне Лена, – там ОН!» – и осталась почти единственная на 18-м этаже.

      Вот этот-то Борис и заставил умирающую Леночку всё её имущество (две квартиры, машину, гараж и даже хату-развалюху на Смоленщине), все её украшения и вещи оставить ему по завещанию. А сыну Петьке – ничего. Я узнала об этом завещании от неё. «Как ты могла!» – возмутилась я. «Римка, мне легче было подписать это проклятое завещание, чем спорить с НИМ (последнее время она не называла его по имени)», – сказала Лена.

      А Валентин Крапошин, будучи не в курсе Лениных дел, решил, что она оставила Митьке квартиру в Давыдкове, квартиру, которая никогда ей не принадлежала. Вот такая грязная история, и в том числе из-за этого мы с Крапошиным разошлись окончательно, и Петьке он запретил общаться с нами.

      Наши ёлки

      Первой ёлкой дома (в Сибири я ходила на ёлки для детей и даже выступала на них со стихами, но дома нам ёлок не устраивали) была ёлка на Новый 1947 г., когда мы уже начали жить постоянно в Москве.

      Мама купила маленькую пушистую ёлочку и поставила её на какой-то высокий ящик, чтоб та казалась выше. А мы её нарядили. Из покупных игрушек были только два маленьких серебряных шарика и две серебряные же картонные рыбки. Остальные игрушки мы делали сами под руководством нашего старшего брата Гены. Мы вырезали из цветной бумаги флажки, клеили цепи. Брат научил нас делать бабочек и стрекоз из слюды и спичек. Мы им даже усики делали. И, конечно же, наша ёлка утопала в «снегу»: на нитку мы нанизывали кусочки ваты и набрасывали на ветки. А ещё конфеты, орехи, мандарины. Мандарины тогда продавались не килограммами, как сейчас, а поштучно. Вот мы покупали их, чаще всего по одной штуке, и вешали на ёлку и хвастались, у кого висит мандаринов больше.

      Вместо Деда Мороза укутали в ватный тулупчик моего мишку (кукол у меня не было). Мишка был простенький: туловище его было из ситчика, а голова и нашлёпки лап – плюшевые. Я его очень любила и долго с ним спала. А потом у нас в квартире появились Цикины (чью комнату мы заняли) с младшим сыном-дауном. Ребёнок первую зиму провёл в постели и спал с какой-то тряпкой вместо куклы. Тётя Люся сокрушалась, что он не соглашается даже на время стирки заменить эту тряпку на другую. И я пожертвовала своим мишкой. Я принесла его больному Виталику и рассказала, как же сладко с ним спать и какие хорошие сны он показывает. Виталик взял моего мишку, отдал тёте Люсе свою замызганную тряпку и больше не вспоминал о ней.

      К следующей ёлке мы готовились задолго до Нового года. Мы выпрашивали у родителей деньги на игрушки, экономили на завтраках и скапливали какую-то сумму, а потом Гена пошёл работать и с каждой получки выделял нам деньги на игрушки.

      В конце концов, у нас собралась очень интересная коллекция ёлочных украшений, но тут у брата Гены родился один сын, за ним второй, и