Слово и событие. Писатель и литература (сборник). В. В. Бибихин

в себе «только один признак». На примере: «образ стола [имеется в виду конкретный вид стола в моем, вашем сознании, в городе, в деревне] может иметь много признаков, но слово стол значит только [!] простланное… В слове есть, следовательно, два содержания: одно, которое мы выше называли объективным, а теперь можем назвать ближайшим этимологическим значением слова, всегда заключает в себе только один признак». Как же так? Ведь меньше страницы отсюда Потебня сказал что «всякое предшествующее может быть названо внутреннею формою последующего», внутренняя форма есть форма, она отношение, термы которого могут варьироваться – и вдруг «только один признак». Само расстилание, внутренняя форма стола, ничуть не хуже чем стол может иметь много признаков.

      И еще: как можно внутреннюю форму называть чем-то объективным. Ведь иногда она не присутствует в моем сознании. Тогда она и в моей речи просто не существует, а если присутствует – она уже не объективная и как субъективная опять конкретна, т. е. имеет много признаков.

      Потебня чувствует, в какой разворот он попал. Он не уходит от трудности, вдумывается, и его построение – внутренняя форма как объективное содержание, как единственный признак – рассыпается почти без следа, на его месте смутно проступает совсем другое, туманное и манящее. Потебня говорит словно сомнамбула, как под гипнозом, прорицая и не пробует разгадать загадку, которую диктует, – говорит как Гумбольдт, поэт и гимнограф языка, нового божества. Это не анализ, а ода, потому даже противоречащие ее части не отменяют друг друга. Нам нужно было бы толковать автора «Мысли и языка» как толкуют поэта.

      «Слово язвить […] значит наносить раны, язвы… Допустим […] корень […] этих слов indh, жечь […] есть древнейший, не предполагающий другого слова и прямо образованный из междометия: что будет внутреннею формою этого слова? Разумеется, то, что связывает значение со звуком. Связующим звеном может здесь быть только чувство [у Потебни в очень широком смысле опыта, восприятия, не обязательно чувственного], сопровождающее восприятие огня и непосредственно [!] отраженное в звуке indh […] Так как чувство мыслимо только в отдельном лице и вполне субъективно, то мы принуждены и первое по времени собственное значение слова назвать субъективным, тогда как выше […] внутреннюю форму мы считали объективною стороною слова».

      Теперь внутренняя форма не только не содержание, но и не один признак и не что-то объективное. Мы ищем положительного определения. Потебня дает его в трех замечательных фразах. Вот первая:

      «Понимание, упрощение мысли, переложение ее, если можно так выразиться, на другой язык, проявление ее вовне начинается, стало быть, с обозначения [!] ее тем, что само невыразимо, хотя и ближе всего к человеку».

      Понимание, упрощение мысли это ее вхождение в язык, превращение психической данности в слово, что Потебня называет еще проявлением ее вовне. Завораживает уверенность, с какой Потебня определяет знак через то же самое, через знак. Именно так, не больше и не меньше. Непосредственное,