Слово и событие. Писатель и литература (сборник). В. В. Бибихин

человека зовут Лев, это странно, смешно, наводит на игривые, потом на глубокие и по существу бесконечные раздумья и через них начинает о нем что-то сообщать. Флоренский извлекал из имени сущность, останавливаясь на нем мыслью. Но язык достигает своей формальной полноты только за счет того, что до всякого вдумывания, сколько бы знания ни было скрыто в имени, это знание никогда не обязательно; оно манит и ускользает, как имя Лев манит нас дознаваться о его носителе, ничего не заставляя и не запрещая. Имя не столько картина, сколько сцена для нее. Тем же свойством обладает язык.

      Авторитет языка можно было бы назвать авторитетом «общественного установления в чистом виде»[13]. В полноте его системы свернуты всё будущие. Его авторитет подпитывается ими. Всякий авторитет любого человеческого института предвосхищен в ненавязчивом авторитете языка.

      Слово авторитет происходит от auctor, основатель, податель, вдохновитель, поручитель. Сам язык как полная и одновременно открытая система, предвосхищающе намечающая всё разнообразие познаний, путей и трудов человека, есть в этом смысле auctoritas: первый основатель и вдохновитель всего, в чем осуществляется человек. Язык авторитетен как единственное до сих пор вполне и совершенно удавшееся человеку предприятие, единственная постройка, в которой человеческая мысль уже достигла окончательной полноты и с которой она поэтому может всегда сверять себя, не опасаясь что будет ограничена в своем полете.

      Мы говорили, в каком смысле научная лингвистика права, отказываясь рассматривать языковые авторитеты в лице словарей, академий, литературных стилей как образцовую речь в сравнении с повседневной. Но великие поэты и писатели сами не ставят себе цели создания новой словесной среды, они делают пригодной для обитания ту, которая есть. Между Заменгофом и Данте та разница, что первый обошелся с известными ему языками как эксплуататор с полезным сырьем, а второй работал чтобы сделать итальянскую языковую почву культурной. Авторитет языка нуждается в поддержании. Лингвистика много сделала для его расшатывания и тем, что его игнорировала, и тем, что перенесла понятие языка на системы знаков, а главное тем, что сводит фонетику к фонологии, грамматику к логике, семантику к лексике. Самим фактом своего существования лингвистика внушает, что язык не может объяснить себя. Если редукция слова к мысленным элементам удастся, оно будет иметь ценность не само по себе, а только как знак чего-то. Двое разноязыких, встретившись в пустыне, уже никогда не смогут понять друг друга. Заботу о языке возьмет на себя толкователь, и общение, раньше предполагавшее прояснение применяемых знаков по ходу дела, превратится в операцию над сознанием. Язык станет заживо мертвым и, возможно еще существуя номинально, уступит место закрытым знаковым системам.

      Авторитет языка поддерживается теми писателями, поэтами, создателями словарей, кто способен видеть в слове вещь, а не инструмент, опережение любых созданий культуры. «Все люди считают слова

13

Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики…, с. 108.