Боги осенью. Андрей Столяров

второй вопрос, который она мне задала:

      – Значит, поначалу ты не хотел вести Геррика к себе домой, но все же привел. Почему?

      – Ну… ему было плохо, – нерешительно объяснил я. – Он был такой слабый и, может быть, даже умирал. А вызвать скорую помощь не захотел. Что же мне было делать – не оставлять же его так на улице…

      Я замолчал, потому что Алиса прерывисто и быстро вздохнула. Она вздохнула, а потом подняла руки, сжатые в кулачки и слегка ударила их друг о друга.

      – Все правильно, – заключила она. – Все правильно. Ты спас ему жизнь. А я надеялась…

      На что она надеялась, она объяснять мне не стала, снова прерывисто вздохнула – раз, другой, третий… Вскочила на ноги, словно хотела выбежать из комнаты, широко открыла глаза – яркая синева их хлынула на меня как волна, – опустилась рядом со мной на тахту, почти неслышно произнесла:

      – Ты спас всех нас, воин…

      И вдруг подняла лицо – с чуть разомкнутыми нежно-упругими губами, ждущими поцелуя…

      Потом Алиса заснула минут на пятнадцать. Я смотрел, как она безмятежно дышит: спокойно, точно ребенок. Волосы ее цвета осени разметались по всей подушке. В углах тонких век скопились серые тени усталости. Я готов был драться со всем миром, только чтобы не потревожили ее сон. Ничего подобного со мной еще никогда не было.

      Но когда она проснулась и рывком открыла глаза, я увидел, что солнечная синева из них опять испарилась и остался твердый, голубоватый, металлический блеск, как у Геррика, такой же безжалостный и пустынный, только, пожалуй, еще более непримиримый, чем раньше.

      Несколько мгновений она изучала меня, словно не понимала, как оказалась в постели с этим мужчиной, а потом – тоже рывком – уселась и, придерживая на груди одеяло, глянула с проявившейся озабоченностью:

      – Пожалуйста, никогда не говори об этом моему брату. Ни словом, ни намеком, я тебя очень прошу.

      – Почему? – спросил я.

      – Он этого не поймет.

      – Разве ты не свободная женщина? – с удивлением спросил я.

      Мне казалось, что уж кто-кто, а она делает то, что захочет.

      – Разумеется, свободная, – высокомерно объяснила Алиса. Отодвинулась нервно, как будто ее смущало, что я созерцаю ее голую спину. – Разумеется, я перешла порог Детства и давно решаю сама, как мне поступать.

      – В чем дело? – озадаченно спросил я.

      – Ни в чем!

      – Я тебя чем-то обидел?

      – Не трогай меня!

      Я протянул руку, чтобы привлечь Алису к себе, но она, точно кошка, отпрянула еще дальше.

      Высоко поднялись дуги рыжеватых бровей.

      Нос заострился.

      Алиса, не глядя на меня, объяснила:

      – Миледи, конечно, может переспать с простым воином или слугой, если таков будет ее каприз. Но ни воин, ни тем более слуга никогда не станут ей равными. Потому что воин – это всего лишь воин, и слуга – это всего лишь слуга. Они останутся таковыми до конца жизни.

      Она прикусила губу.

      – Отвернись,