Боги осенью. Андрей Столяров

а затем тени – разъединились и одна из фигур, как тряпичная кукла, мягко повалилась на пол.

      Сноп желтого солнца ударил из-за распахнутой двери.

      – Быстрее! – прошипел Геррик.

      Мы выскочили в переулок. Был он короток, но довольно широк – образованный задниками домов, выходящих на Невский, пустой, залитый солнцем, с рядами дорогих легковушек, приткнутых в ожидании хозяев. Оцепенелыми насекомыми сгрудились они у тротуара.

      И в тот момент, когда мы с Герриком выбежали туда с черного хода, одно из таких насекомых на противоположной стороне улицы дернулось хитиновым телом, мотор зарычал, шины противно взвизгнули по асфальту и каплевидная обтекаемая махина выпрыгнула из переднего ряда.

      Я до сих пор иногда вижу эту картину: туман ветхого солнца в скверике, которым заканчивался переулок, гладь асфальтовой части, белая разделительная полоса и непроницаемая стрекозиная выпуклость ветрового стекла машины. Увеличивалась она как капля, сорвавшаяся с крыши. И я также вижу бледное, ставшее вдруг очень рельефным лицо Геррика, его чуть приподнятую твердую верхнюю губу, его глаза, ярко-выпуклые, точно из отшлифованного хрусталя. Я вижу, как он поворачивается и выставляет вперед ладонь и как начинают слабо, почти невидимо светиться кончики его пальцев, газовые стремительные огоньки от них, как прежде, не отделяются, но машина запрокидывает два колеса, будто наехав на кочку, разворачивается, со скрежетом обдирая мостовую багажником, и, уже окончательно перевернувшись, врезается в светлую «волгу», которая от удара тоже подпрыгивает.

      Полыхнуло так, что напрочь сдернуло стекла в ближайших окнах.

      Я непроизвольно рванулся.

      – Куда?.. – клещами перехватив мою руку, закричал Геррик.

      – Пусти, там – люди горят!..

      – Какие люди?

      – Говорю – пусти!..

      Он тащил меня в ближайшую подворотню.

      – Нет там никого. Уже всё – сгорели…

      И действительно, огневой желтый пузырь разодрался и лишь крохотные язычки пламени доплясывали на блестящих капотах.

      Перевернутая машина последний раз дрогнула и затихла.

      Из-под грязного, с проплешинами ржавчины днища выползал густой смрадный дым.

      – Это был не Тенто, это были ваши, – сказал Геррик. – Хотя я вовсе не исключаю того, что в данном случае Тенто мог пойти на сотрудничество с так называемыми органами. Ему кажется, что победа над Домом Геррика близится, еще одно усилие, – он не хочет упустить свой шанс. Ну что ж… Законы этого не запрещают. Правда, помимо законов существуют еще и некоторые негласные правила. Несотрудничество с властями аборигенов – одно из главных. И тем не менее это уже правила, а не законы. Соблюдение их – личное дело каждого Дома. Дом Тенто вполне мог пренебречь правилами…

      – Кто такой Тенто? – спросил я, жадно прихлебывая горячий чай.

      Геррик остановился посередине кухни и посмотрел на меня сверху вниз.

      – Тенто? Для тебя это, скорее всего, не имеет значения. Тенто