1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции. Дмитрий Дёгтев

Сначала один христианин, забыв о смирении – главной благодетели христианской, ударил другого по лицу. А тот, вопреки библейскому учению не противиться злу и обращать ударившему по щеке другую щеку, надавал обидчику сдачи. В общем, началась массовая драка.

      Даже во время паломничества в святые места не обходится без революционных ситуаций!

      Администрации вокзала в итоге пришлось несколько раз прекращать продажу билетов, и многим верующим, со смирением или без, но так-таки и пришлось стоять у кассы всю ночь. Многие граждане запрыгивали в поезда и вовсе без билетов, а потом уже на ходу расплачивались с кондукторами всем, что было, даже собственными ботинками! А ведь после прибытия в Арзамас надо было еще 70 километров пешком топать…

      Ну а в душе царя после посещения Саровской пустыни наступили перемены. Под влиянием увиденных толп молящихся крестьян со свечами и их песен он решил, что в стране не всё так плохо, никакие серьезные реформы «пока» не нужны и настало время как следует заняться так называемой «большой азиатской программой».

      Дальний Восток не давал Николаю покоя с начала его царствования. Однажды он заявил кайзеру Вильгельму II, что «питает особый интерес в Восточной Азии» и рассматривает укрепление позиций России там не иначе как «задачу своего правления». Были ли у огромной империи реальные интересы на берегах Тихого океана? Формально – да, были. Мол, нужен выход к незамерзающим восточным морям, нужны крепкие военно-морские базы, нужно укреплять влияние в Китае и Корее. Говорили еще про какие-то лесные концессии, но даже малограмотным было понятно, что русских тянула в Маньчжурию и дальше на юг отнюдь не нехватка лесных угодий! Ну а главным аргументом партии войны был тезис: если не мы, там обоснуются японцы!

      В действительности любая империя постоянно нуждается в расширении и новых территориальных захватах. Сама сущность империализма состоит в хищнической политике постоянного присоединения новых колоний и рынков сбыта. Но Россия была империей особого типа, не похожая на Британскую или Французскую. Которая стремилась к захватам не ради экономических интересов и прибылей, а просто ради самих захватов. Российские колонии не приносили никакой пользы ни промышленности, ни торговле, а, напротив, требовали неимоверных усилий и непомерных расходов для развития слаборазвитых стран и народов. В то время как уже присоединенные обширнейшие районы по большей части даже не были мало-мальски освоены и исследованы, царизм постоянно стремился к новым и новым захватам.

      К концу XIX века колонизировать на западе и юге было уже нечего. В Европе границы России прочно уперлись в могущественные центральные державы, а на юге граница пролегала вдоль британских колоний. Единственным еще «неурегулированным» местом и оставался Дальний Восток. Слабозаселенные просторы Маньчжурии тогда казались самым подходящим кандидатом на новую губернию! А там, глядишь, и Корея наша будет?!

      Вплоть до лета 1903 года никакого четкого понимания