1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции. Дмитрий Дёгтев

изменениям во внутренней политике.

      Как известно, царь был практически не в состоянии принимать какие-либо решения единолично. Если в прошлый раз верх взяли «либералы», уговорившие Николая судить убийцу министра образования Боголепова – Карповича обычным судом, то теперь лодка качнулась в сторону «консерваторов». Кто-то, видимо, нашептал царю, что это уже второй случай, либеральничать с распоясавшейся молодежью больше нельзя. Ведь Карповичу год назад дали «всего» 20 лет каторги, обычный суд высшую меру наказания выносить не имел права. Тогда царя уговаривали: молодой еще, казнь только озлобит общество, спровоцирует месть и т. п. Кстати, сам Карпович рассчитывал именно на смертный приговор. В общем, в 1901-м решили: казнить нельзя, помиловать!

      Теперь же Николаю тыкали пальцем: видите, ваше величество, одного студента пожалели, и уже второй министр убит! Казнить, нельзя помиловать! В итоге было принято решение судить Балмашова военным судом, что автоматически означало высшую меру наказания. Кроме того, это значительно сокращало сроки процесса. На суде, несмотря на молодость, убийца вел себя мужественно, а потом даже отказался подать просьбу о помиловании. Рано утром 3 мая в Шлиссельбургской крепости Балмашов был повешен.

      Это была первая политическая казнь в годы царствования Николая II, но далеко не последняя. Для царя и чиновников «мучеником долга» стал Сипягин, а вот для интеллигенции, молодежи, революционеров и других борцов героем стал Степан Балмашов. Рассказы о его смелом поведении в тюрьме и на суде стали легендами, молодого студента приводили в пример как борца, отдавшего жизнь за свободу. За которого конечно же надо должным образом отомстить! Казнь студента фактически стала объявлением войны. Отныне для многих любой убийца «слуги царя» автоматически становился героем, а для власти, наоборот, посягателем на образ правления, достойным самого сурового наказания. Уже вскоре убийства и теракты станут в России такой же обыденностью, как грабежи и пьяные побоища.

      Если прямая принадлежность Балмашова к партии социалистов-революционеров так и не была доказана, то уже летом 1902 года именно эсеры совершили покушение на виленского губернатора Виктора фон Валя и харьковского губернатора Ивана Оболенского. В первого стрелял и ранил еврейский сапожник Гирш Леккерт, второго 29 июля в саду «Тиволи» слегка подстрелил эсер Фома Качура. В кармане у последнего был найден «приговор» с текстом: «Боевая организация находит себя вынужденной выполнить лежащий на ней гражданский долг и сместить князя Оболенского единственным оставшимся в ее распоряжении средством – смертью». А на револьвере Качуры стояла надпись: «Смерть царскому палачу и врагу народа». Выбор жертв был не случаен. Оболенского обвиняли в жестоком подавлении недавних крестьянских беспорядков, а Валя в жестоком разгоне первомайской демонстрации в Вильно.

      Вместо Сипягина министром внутренних дел был назначен бывший статс-секретарь по делам Финляндии Вячеслав Плеве.