.

готовиться, – жестко ответил старший брат Сальвадора Дали, – пока тренируйся здесь.» Таня послушно закивала и стала намыливать голову.

      Я повернулся к Гульсары. Она стояла за моей спиной. В ее огромных черных глазах были одновременно написаны и ужас от происходящего и покорное склонение перед ним. Затем мой взгляд упал на коврик в прихожей, и во мне тоже проснулся зверь. Я обшарил глазами кухню и не увидел ничего, кроме объедков, оставшихся от трапезы моего семейства, которыми каждый раз кормили меня, возмутился и что есть мочи заорал: «Куру неси! Целую! Полноценную! Необглоданную куру. Надо и гостя накормить – отблагодарить за урок гигиенического воспитания». «Сейчас, сейчас, – засуетилась Гульсары и уже что есть мочи заорала, но уже на мать: «Таня, где кура?! Где та кура, которую мы себе припасли?» Из туалета выбежала голая Таня вся в пене от средства для мытья туалета и ванн, она одной рукой терла себе спину унитазным ершиком, а другой нащупывала дорогу на кухню. Наконец кура была найдена, Целая, румяная, которую они собирались съесть вдвоём, когда я засну на коврике. Таня вернулась на свое место, где вновь зажурчала вода, а Гульсары, красавица Гульсары, вышла к столу с подносом, на котором дымилась горячая курица, уже разогретая в микроволновке. Она поставила курицу на стол передо мной и нашим гостем, а сама стала поодаль и глазами, полными любви, молча смотрела на это зажаренное чудо.

      «Любимая, – еще вчера, глядя на нее, сказал бы я, – сядь с нами рядом и присмотри самый аппетитный кусок своей ненаглядной куры, и я его немедленно тебе отрежу» и в подтверждение своих слов взял бы ее за руку и посадил рядом. Но сейчас все произошло с точностью до наоборот. «Не сметь пялить глаза на куру! Это наша кура! Моя и его» – заорал я, обнимая за плечи брата великого живописца. «Кушай, дорогой, – донесся тихий покорный голос Гульсары. – Что ты шумишь? Никто не собирается отнимать твою куру.» И уже со вздохом, полным страдания, этот голос добавил: «Ты сам себя не понимаешь, дорогой. Вчера ты один, а сегодня совсем противоположный. Загадочная русская душа… Мне с тобой очень трудно.» «Зато мне легко», – вдруг мысленно отметил я и вспомнил, что писал поэт Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче». Я умышленно сократил фразу великого поэта, удалив слова «нравимся мы ей». Сокращенная фраза точнее передавала суть открывшегося мне ощущения – «Чем меньше женщину мы любим, тем легче». Брат Сальвадора Дали словно прочитал мои мысли. «Я же говорил: подухаримся и легче станет» – по отечески назидательно сказал он.

      В. тот момент я понял, что больше не люблю Гульсары.

      Из туалета вышла теща, за отсутствием банного полотенца она обернулась туалетной бумагой, ее лицо сияло счастьем, в руках был пустой тюбик от средства для мытья туалетов и ванн. «Какой прекрасный шампунь! Где, мужчины, вы его покупали?» Брат Сальвадора Дали нарочито невежливо ответил вопросом