От Терека до Карпат. Владимир Коломиец

в плечо, но оба они не покидали своего укрытия, прикрывая фланг первой сотни. Сильно посекло осколками командира орловцев подполковника Габаева. Когда молодой санитар, теребя его за рукав, в третий раз жалобно протянул: «Ваше высокоблагородие, в госпиталь вам надо», – тот, не выдержав, рявкнул:

      – Мать твою! Я кто, командир полка или обозник, чтобы в тылу воевать? Пошел вон!

      Потом, увидев растерянное лицо солдата, смягчился:

      – Ты, братец, иди лучше к полковнику Хоранову, его, слышал, уже в 6-й раз ранило.

      – В седьмой, – безнадежно махнул рукой санитар. – Да только и он в госпиталь не хочет. Ругается…

      Позиции держали до шести часов утра. Когда стало светать, японцы подтянули еще три батареи и накрыли перевал таким сильным огнем, что стало ясно – надо отходить.

      Казаки 1-й сотни, заняв ближайшие высоты, прикрывали огнем солдат-орловцев, выносивших с собой раненых и убитых. Самим отступать было труднее.

      Есаул Балк в своем рапорте на имя командира полка писал: «Потеряв почти половину своего спешенного состава, отступая под сильным огнем неприятеля, остатки двух доблестных сотен не оставили на позициях своих раненных товарищей и офицеров, вынесли их с собой».

      Японцы хотели было преследовать казаков, но генерал Орбелиани послал на подмогу отряду Балка чеченскую сотню. Чеченцы, размахивая саблями, с гиком кинулись на врага, и японцы сразу залегли.

      Бой закончился.

      Вечером того же дня у полуразрушенной китайской деревни были построены сотни Мистулова и Бековича-Черкасского. К ним подъехали Орбелиани и командир полка Блаутин. Здесь уже стоял и полковой священник. Раздался звук горна, затем команда:

      – На молитву! Папахи долой!

      В чистом воздухе далеко разнеслось пение десятков голосов. Пережившие бой терцы и кубанцы набожно крестились.

      Молитва закончилась командой:

      – На-кройсь!

      Орбелиани подошел к фронту построенных сотен. Есаул Балк начал рапортовать, но командир бригады прервал его.

      – Убитых?

      – Одиннадцать. Раненых 30, в том числе сотник Кужуев и подъесаул Мистулов.

      Орбелиани стал обходить сотни. Его внимание привлек стоявший сбоку урядник, с головы до ног покрытый грязью.

      – Где это ты, братец, так вымазался?

      – На перевале, ваше превосходительство. С япошкой сцепился в темноте.

      – Ничего, почистишься. Какой станицы?

      – Пришибской, ваше превосходительство!

      – Отпиши домой, славно дрался!

      Орбелиани обнял урядника.

      Вопрос о поражении в войне с японцами слишком жгуч для национальной гордости великороссов. Нет спору, что она была чужда русскому народу, но русская дипломатия всячески уклонялась от войны, а японская военщина, вкупе с токийскими политиками, войну развязывала. Разгулявшемуся от легких побед над китайцами и корейцами самурайскому духу стало тесно на островах. Япония, вступая в рискованное единоборство