Иосиф. Павел Богучаров

белый. Белой масти хромой конь, – начальник опять за стол свой садится и вздыхает.

      Смотрю я на него и не понимаю, какой-то он совсем не военный, этот начальник тюрьмы:

      – А чего ты ещё могёшь делать, механик? У нас тут целое поливное хозяйство.

      – Так… Много чего, – говорю. – Я и лампочку первый в Нехаевском провел. И сейф Нехаевский вскрывал!

      – Как?!

      – Отмычками.

      – Не понял…

      – Ну, – и не знаешь, как говорить, – заставили меня вскрыть сейф ваши работники энкэвэде…

      – Понятно, – говорит и внимательно слушает дальше, чего я ему дальше… балаболю. Ха-ха!

      – Потом мельницу там запускал, жернова могу набить. Вон, у Вас каблуки сбитые на сапогах, – показываю под стол. – Могу натачать и каблуки.

      А у него и правда сильно сбитые каблуки были! Пока он стоял у окна, я заметил.

      – Чего?! – начальник тюрьмы аж вскинулся. – Натачать?! – и тоже глядит под стол на свои сапоги. – Ты смотри, востроглазый какой! Всё он могёть, а? Сейфы он вскрывает! Смотри, какой?! Натачать-то я и сам смогу, а сшить новые?

      – Да, а чего бы и не сшить? Был бы материал, – говорю.

      Начальник перестал улыбаться и так пронзительно вгляделся в меня:

      – За свои слова отвечаешь? – спрашивает и смотрит в мое «Дело». – Иосиф… Еврей?

      – Нет-нет! – руками отмахиваюсь. – У нас на Водиных сроду евреев не было! Не еврей. А для сапог нужен материал. Я обучался сапожному делу, – говорю.

      Он смотрел, смотрел так на меня, а потом протягивает по столу листик бумаги и чернильницу с ручкой и серьёзно:

      – Пиши, какой материал нужен для сапог, не еврей!

      – Так я писать не могу, – отвечаю.

      – Ну ты даёшь! – начальник тюрьмы захохотал и загреб к себе листик с чернильницей – всё могёть, а писать не могёть! Ну? Я пишу, диктуй!

      – А какие сапоги вы хотите? – спрашиваю. – Яловые, кирзовые, хромовые, с напуском, с рыпом?

      Опять начальник тюрьмы хохочет и пишет под мою диктовку.

      Сошлись мы с ним. Он был из немцев. Из Поволжских. И вся семья его из немцев, при нем жила. Жена и две дочери. Не знаю, как сейчас, но в те времена это была тюрьма вольного поселения. Охрана, конечно, существовала. Но все заключенные работали на поливной плантации. Огромная такая была плантация на речке Иловля. Там выращивали и помидоры, и огурцы, капусту, свеклу, морковь – всё! И этот начальник тюрьмы походил больше на председателя колхоза. Его за глаза все называли Кайзером. Кайзер и Кайзер.

      – Наш Кайзер, – говорили, – сильно похож на немецкого Кайзера. Там жа, в Дворянском, много немцев жило. Поволжских. И многие из них работали на плантации.

      Немецкого Кайзера я не видал, а нашему Кайзеру я начал шить сапоги. Он мне доставил наилучший материал, с колодками. И я ему такие хромачи пошил! С рыпом! Что самому понравились! А уж как Кайзеру! – О-о! Как он ходил?! Как петух со шпорами! Рыпел так важно! Ты, Паша, обрати внимание, как петух шпоры свои несет, подлец! Он жа красуется! Так и наш Кайзер красовалси!