Всегда говори «всегда». Татьяна Устинова

скоро с работы вернется. Она должна успеть накрасить губы…

      – Здравствуйте! – закричала Ольга издали. – Извините, не подскажете, как к станции пройти?

      Бабка глянула на Ольгу из-под платка, кивнула и поманила рукой за собой, в маленький летний домик, стоявший тут же, рядышком. Правда, Ольга не помнила, чтобы этот домик был здесь раньше.

      Бабка стояла на пороге, улыбалась, махала рукой – давай, мол, скорей! И вроде бы даже пахло из домика молоком и баранками – вкусно, как в детстве. Бабка снова махнула и скрылась в дверном проеме. Ольга заспешила, перескакивая через ступеньки, взбежала на крыльцо, потянула на себя дверь…

      За дверью было темно. Запах баранок сменился плесневым духом, вонью лежалых сырых тряпок. Ольга стояла в огромной темной комнате. Прямо напротив мутно, словно глаз под бельмом, поблескивало большое зеркало в тяжелой раме. Ольга подошла к зеркалу. Почему-то она знала, что вот сейчас стекло пойдет трещинами, осыплется на пол миллиардом осколков. И она так и не сможет увидеть свое отражение. Отчего-то это было очень важно – увидеть отражение…

      Зеркало не растрескалось. Но вместо себя Ольга увидела в нем давешнюю бабку. Бабка так же приветливо улыбалась и возилась вроде бы с саженцами. Прислушалась, подняла глаза и тихо сказала: «Беда будет». И тогда Ольга рассмотрела наконец, что вовсе у бабки в руках не саженцы, а какие-то окровавленные ошметки… От ужаса Ольга закричала и проснулась.

      Луна светила сквозь незадернутые шторы. Ольга сидела на диване в гостиной, согнувшись пополам, тяжело дышала, во рту – кислый привкус страха. И в доме – ощущение беды. Что-то случилось. Что-то случилось, это совершенно точно. С кем-то из ее близких, из самых любимых.

      Ольга вскочила, споткнулась о валяющиеся рядом с диваном шлепанцы и со всех ног кинулась в детскую. Господи! Добрый боженька! А если их там нет?! Если вместо детей – кровавые ошметки по комнате?

      Она распахнула дверь детской, почти уверенная, что Мишки и Машки нет на месте. И тут же обругала себя последними словами. Ну разве можно быть такой паникершей? Вот они. Спят в своих кроватях. Машка своего любимого плюшевого слона к животу прижимает… Ольга поцеловала детей, едва сдерживаясь, чтобы не стиснуть изо всех сил – нельзя, разбудишь. Перекрестила. Закрыла тихонько дверь. От сердца отлегло. Беда ушла.

      Ушла? Нет. Она затаилась, отползла в уголок, спряталась в тени.

      Ольга пошла в ванную, поплескала в лицо холодной водой, прошлепала на кухню, налила себе чаю, глянула на часы – смешные ходики с котятами, купленные три года назад, дети от них были в восторге. Часы показывали половину одиннадцатого. Сколько же она проспала? Прилегла вроде на пять минут, просто вытянуть ноги, глаза закрыть. А оказывается, три часа прошло. Внутри кольнуло: ночь на дворе. Где же Стас? Почему его нет дома?

      Разом в голове всплыли и непонятные бритые визитеры в черной коже, напугавшие ее, и то, что Стас в последнее время стал нервный, и помада эта в его кармане, будь она трижды неладна, почему-то не давала покоя… Ольга налила еще чашку чаю, легла грудью на подоконник, стала всматриваться в темноту двора: не едет ли