Заинька, или Мужчины не плачут. Вячеслав Евдокимов

вновь голодной.

      А зимой как быть холодной?

      Не берут зарплату шиной,

      Мол, издёвка над людиной…

      Но в семье не без урода,

      И средь стойкого народа

      Вдруг нашлась одна бабуля,

      Как в сердца их злая пуля,

      Кучей шин взяла зарплату,

      Понесла, пыхтевши, в хату,

      Водрузив одну на шею,

      Будто бусы: Хорошею!

      Две других – в руках по штуке…

      И усилий нету муки.

      Имя древнее ей – Домна

      (Вкруг смешок ходил нескромно…).

      Принесла, вздохнула тяжко:

      «А на кой они, бедняжки?..

      Сыт не будешь от кругляшек,

      Не наполнят супом чашек,

      И прощай, медикаменты…»

      И в такие вот моменты —

      Вмиг! – в отчаянье и слёзы,

      Ох, душе они занозы…

      И припомнилося детство,

      Живо всё его наследство:

      «Дай-ка я их покатаю,

      А потом поставлю с краю!»

      И катнула, побежала,

      Раскраснелась ало-ало,

      Бегом вскачь потом обратно…

      «Нет, в дому от них лишь пятна,

      Оттирай потом и гнися…

      А что если…» – Мысль вдруг лисья

      Осенила разом бабку,

      И она, схватив в охапку

      Все три шины, мчит из хаты:

      «Нате, милые ребяты,

      Покатайте их снаружи,

      Через ямы, через лужи,

      Вот-то будет вам потеха,

      Душ салют и звонкость смеха!»

      Те и рады до макушки,

      Благодарны все старушке,

      Шины с визгом покатили,

      Взбив клубы приличной пыли…

      А потом, нос взвивши гордо,

      Что, мол, выиграют твёрдо,

      Дали вызов сей бабуле,

      В беге что примчатся пулей,

      Шины ручками кативши,

      А она их, знамо, тише…

      Не на ту братва напала,

      Негасимого запала

      Страсть от юности осталась,

      И она, презрев усталость,

      В марафон нестись согласна,

      Стартовав, как лань, прекрасно —

      Удивишься, рот разинешь —

      Поделила ровно финиш,

      Получивши уваженье,

      Брать с неё пример – стремленье.

      Но шепталася округа:

      «Ну, того, видать, подруга…»

      У виска ногтём крутила,

      Пересудов уйма пыла…

      Та ж, покрышки все отмывши,

      Под свои припёрла ниши.

      Каждый день так повторялось,

      В том не вспыхивала жалость.

      Позабудут пусть детишки

      В играх сладости и пышки,

      Всё равно их нищ родитель

      Не внесёт в свою обитель:

      Нет который срок зарплаты,

      Диво-хлеб уж черстоватый.

      На работу всё ходила,

      Там всё мрачно и уныло,

      И Бориски нету близко,

      Он вдали, в стране английской,

      Покупает там поместье,

      Клуб футбольный, яхту – вместе.

      Забастовщики здесь твёрдо

      На своём стоят всё гордо,

      Хмуры, в голоде чуть живы…

      Так всегда: одним наживы,

      Остальным –